Генри Крейн - Санта–Барбара III. Книга 1

Мейсон выглянул и подозвал стюардессу. Та с услужливой улыбкой подошла и замерла.

— Мой приятель хочет воды.

— Сейчас, — кивнула стюардесса и через мгновение уже подавала на маленьком подносе стакан с водой.

Ричард жадно пил большими глотками, и Мейсон опять заволновался.

«Он действительно очень напуган, может быть, он мне чего‑то не договаривает, что‑то скрывает?»

Но Мейсон понимал, что если Ричард захочет, то расскажет сам, а выспрашивать не стоит.

Наконец, Гордон откинулся на сиденье и вновь прикрыл глаза. Его ухоженные пальцы пробегаясь, барабанили по крышке кейса.

— Здесь ужасно жарко, — произнес Дик и посмотрел на Мейсона.

— Да нет, нормально, по–моему, кондиционер работает, все в порядке.

А на экране шел ковбойский фильм. Мчались лошади, скакали с гиканьем и криком индейцы, свистели стрелы. Люди умирали, но их смерть не казалась страшной, она была слишком красивой для того, чтобы испугать.

И Мейсон, немного посмотрев на экран, брезгливо поморщился.

«Странные люди, эти режиссеры, они снимают фильмы о смерти, но видели ли они ее когда‑нибудь по–настоящему? Видели ли они ее когда‑нибудь близко, вот так как я? Наверное, ни один из этих режиссеров никогда не держал на руках труп своей возлюбленной. Если бы такое случилось, то они никогда не снимали бы подобную ерунду. А может быть, так и надо? Может не стоит думать о смерти, пока ты жив? Ведь смерть — это всегда то, что случается только с другим, но никогда не случается с самим собой, а если и случится, то ты уже не можешь об этом думать, ничего не воспринимаешь. Господи, о чем я думаю? К чему эти рассуждения? Наверное, каждый человек бессознательно боится за свою жизнь, хотя, когда летишь на самолете, риск погибнуть не так уж и велик, куда опаснее переходить улицу. Ведь можно даже захлебнуться в ванной, если прихватит сердце».

И Мейсон, сам того не желая, начал прислушиваться к биению собственного сердца, словно бы пытаясь уловить в нем какой‑то сбой. Но сердце работало ровно, и Мейсон удивился.

«Как оно может сокращаться помимо моей воли? Почему я не думаю, как дышу?»

— Тебе не жарко? — обратился к нему Ричард Гордон.

— Нет, — качнул он головой и посмотрел на своего приятеля.

И действительно, у того по лицу катились крупные капли пота, и Дик время от времени промокал их носовым платком.

— Что с тобой? Может у тебя болит сердце? — участливо спросил Мейсон.

— Мне просто не по себе. Сам не знаю почему, но страшно волнуюсь.

— Да брось ты, Дик, к чему волнение? Посмотри вокруг, даже маленькие дети, и те улыбаются.

— Нет, Мейсон, ведь они не понимают, где находятся, они даже не думают о том, что под нами пять миль пустоты.

— Не пустоты, а воздуха, — поправил Мейсон.

— Но за него нельзя схватиться, когда падаешь.

— Дик, посмотри, какие под нами облака, они такие мягкие, как подушка. И если бы я не боялся отстать от самолета, то вышел бы и побегал по ним.

И в это время огромный «боинг» вздрогнул. Его тряхнуло, как легкую щепку.

— Что это, Мейсон? — вскрикнул Ричард Гордон, хватаясь ладонью за грудь.

— Ничего, бывает, воздушная яма, — утешил своего приятеля Мейсон.

— Реактивный самолет не может попасть ни в какую воздушную яму, к тому же на такой скорости, — как школьник, отрывисто произнес Ричард Гордон, прижимая правую руку к груди, а левой судорожно сжимая ручку кейса.

— Успокойся, успокойся, — прошептал Мейсон, — все в порядке, Дик.

Самолет вновь тряхнуло, послышались вскрики и вздохи.

А на экране телевизора продолжали скакать ковбои с беспечными криками. Из‑под копыт лошадей вздымалась пепельная пыль. Вдруг одна лошадь как бы наткнулась на невидимую преграду и упала. Всадник рухнул на землю и замер без движения: на его белой рубахе расцвело темное пятно крови. А бледные губы продолжали судорожно хватать воздух.

Возбуждение понемногу улеглось, самолет пошел ровно, двигатели гудели уверенно. Только стюардесса с бледным лицом пробежала по центральному проходу и скрылась за дверью кабины пилотов.

Мейсон глянул в иллюминатор и белые облака уже не показались ему такими мягкими и привлекательными, как еще несколько мгновений тому назад. В салоне стало тихо, слышались лишь хлопки выстрелов из динамика телевизора.

Вдруг громко и очень жалобно заплакал маленький ребенок. Вспыхнуло и тут же погасло табло.

— Все спокойно, все в порядке, Дик, — положив ладонь на колено приятеля произнес Мейсон, но уверенности в его голосе не было, он почувствовал, как холодный пот тонкой пронзительной струйкой пробежал вдоль позвоночника.

Негр, похожий на большое шоколадное пирожное. Ричард Гордон констатирует факт и шепчет молитву. Мэри приходит к Мейсону. Светловолосый мальчик напоминает Мейсону детство. Время умеет останавливаться.

Двигатели «боинга» работали ровно, пассажиры понемногу успокаивались.

— Что это было? — услышал Мейсон разговор парня и девушки, которые сидели прямо перед ними.

— А черт его знает, Кэт, я в самолетах не разбираюсь, я бы тебе смог рассказать что‑нибудь про автомобиль, но в самолетах я не силен.

— Понятно, да ты вообще, Чарли, ни в чем, как мне кажется, не разбираешься.

— Почему? Я разбираюсь в музыке, хочешь перечислю тебе десятку самых популярных ансамблей?

— А, я ее знаю и без тебя.

Мейсон увидел, как Кэт положила голову на плечо парня, а он начал гладить ее кудрявые светлые волосы.

Понемногу успокоился и Мейсон.

А вот его друг нервничал, он то и дело снимал очки, протирал их и вновь надевал на нос. Его взгляд сделался суетливым, и Мейсон заметил как дрожат руки Ричарда.

— Не надо так волноваться, ведь мы летим нормально и вроде бы, ничего не происходит.

Но сам Мейсон почувствовал страх. Он ощутил, как его ладони сделались влажными и как на голове зашевелились волосы.

— Черт, не может быть! Все обойдется, — попытался сам себе внушить Мейсон.

Но ему это не удалось. Он увидел стюардессу, которая шла с ярко–красным подносом, заставленным напитками по проходу. Она пыталась улыбаться, но ее лицо было бледным, а движения неуверенными. Она все время оглядывалась по сторонам, кивала пассажирам.

— Спокойно, все хорошо, — шептала девушка, но ее губы то и дело вздрагивали, видимо для нее подобная передряга была впервые.

«Да и для меня подобные встряски новость».

Огромное, сверкающее тело «боинга» вновь вздрогнуло, и Мейсон почувствовал, что один из двигателей остановился. Самолет немного завалился на бок, а стюардесса едва удержала в руках поднос. Но одна из чашечек упала, и на красном ковре сразу же образовалось темное пятно цвета запекшейся крови.