Вильям Сассин - Вирьяму

За дверями внезапно послышались детские голоса. Комендант взял со стола челюсть и вставил в рот. Обошел письменный стол, открыл ящик и достал оттуда горсть мелких монет.

Едва завидя его, дети закричали: «Счастливого праздника! Счастливого праздника!» Комендант улыбнулся.

— Сначала постройтесь в ряд, — приказал он и снова улыбнулся. — Вот, глядите, как я вас люблю. — С высоты лестницы он заметил на другой стороне улицы родителей, не решавшихся подойти ближе. Один из солдат-туземцев пальцем указал им в сторону городских трущоб, как бы отсылая их туда.

— Оставьте их в покое, — приказал комендант ди Аррьяга.

Снова повернувшись к детям, он величественно сошел с лестницы и роздал монеты. Потрепал несколько щечек, благосклонно провел пальцами по нескольким затылкам. И велел повторить за ним: «Если я забуду тебя, Лиссабон, пусть язык мой присохнет к нёбу». Эта фраза напоминала псалом из Библии, который очень нравился коменданту.

Затем он подозвал солдата и вкатил ему затрещину. С головы солдата упал красный берет. И он наклонился, чтоб его подобрать.

— Когда португалец творит добро, никогда не мешай туземцам глядеть на него, — сказал комендант.

— Слушаюсь, господин комендант, — улыбнулся солдат.

Комендант ди Аррьяга хлопнул в ладоши, и дети бросились врассыпную. Родители тотчас отобрали у них деньги и жестами выразили благодарность коменданту. Ди Аррьяга вернулся в кабинет и снял телефонную трубку.

— Джонс еще не вернулся? Хорошо, как только приедет, пришлите его ко мне.

Повесив трубку, комендант направился к настенной карте и отметил несколько деревень — исходя из сведений, собранных сержантом Джонсом, и того, что сам знал о повадках партизан. У похитителей его сына было два дня форы. А как повел бы себя он на их месте? Комендант погрузился в размышления… Внезапно в голове его всплыло название «Вирьяму». Деревня находилась достаточно близко от места нападения и в то же время совсем рядом с границей. Наверняка они там остановятся, чтобы пополнить запасы продовольствия и немного передохнуть, тем более что в Вирьяму португальцы никогда не чувствовали себя уверенно. К счастью, теперь в деревне остались одни старики да дети.

Нужно опередить преступников, пока они не перешли границу, прихватив с собой Агостиньо. Если они и вправду похитили его, то, возможно, станут просить выкуп или попытаются его обменять. Если же… Ди Аррьяга увидел узкое, по-детски наивное лицо Агостиньо, его огромные очки. Нет, не устоять ему против соблазна обменять сына, а правительство может увидеть в том проявление слабости и трусости…

Да еще этот проклятущий Джонс куда-то запропастился. Комендант подошел к окну. Напротив — кабинет секретаря канцелярии, превшего в белом полотняном костюме и пробковом шлеме, надвинутом почти на глаза; секретарь что-то говорил стоявшему перед ним капита. Когда он замолчал, капита повернулся к находившемуся тут же старику, угрожающе подняв сплетенный из шкуры бегемота хлыст:

— Слыхал, что говорит хозяин? Если не найдешь сбежавших из твоей деревни людей, тебе это дорого обойдется.

Старик только протянул руки к секретарю, показывая свое бессилие. Секретарь отер лоб рукавом и ушел в свой кабинет. Комендант ди Аррьяга снял телефонную трубку:

— Педро, я сейчас за тобой наблюдал. Если ты и дальше будешь так себя вести, я отправлю тебя в такое место, где ты научишься работать как следует.

— …

— Ты мне зубы не заговаривай. С тех пор как ты здесь, у нас удрало человек пятнадцать, а то и больше. Конца этому не видно.

— …

— Что?! И это ты называешь «делать все возможное»? Кто сказал тебе, что они не люди? Мы как раз для того тут и находимся, чтобы они окончательно не превратились в скотов. Конца не видно потому, что ты не умеешь их наказывать. «Если не найдешь их, тебе это дорого обойдется»… — и ты думаешь, подобными приемами заставишь их повиноваться? Погоди, сейчас увидишь, как надо действовать в таких случаях.

Комендант ди Аррьяга положил трубку, взял большую металлическую линейку, сбежал вниз по лестнице и оказался у веранды кабинета секретаря. Подозвав капита, он сказал:

— Объясни своему соба — этой старой обезьяне: если через минуту он не откроет нам, где прячутся двое его односельчан, получит пятьдесят ударов по пальцам этой линейкой.

В ответ старик соба лишь протянул руки коменданту.

— Ага. Дурачком решил прикинуться?

И ди Аррьяга начал бить. Поначалу звук был сухой и резкий, но по мере того как отлетали ногти, он становился все глуше — точно отбивали мокрое белье. Брызнула кровь, и капли ее запачкали белый костюм секретаря. Старик упал на колени, но рук не убрал. Ди Аррьяга прекратил избиение, вытер линейку и пинком в грудь опрокинул старика навзничь.

— Не волнуйся, заговорит старик, — сказал он, увлекая секретаря за собой в кабинет. — Иногда первую порцию они выносят. Но стоит дать ранам немного затянуться, а потом снова начать бить, как боль становится просто нестерпимой…

Ди Аррьяга замолчал, с трудом переводя дух, и только тут заметил, что секретарь повернулся к нему спиной. Он подошел к Педро, достал носовой платок и стал помогать ему стирать пятна крови.

— Пойми, Педро, все, что мы тут делаем, — в интересах отчизны. Каждый негр, которого мы поставляем компаниям, приносит нашему правительству огромные барыши: компании ведь платят нам за них кругленькую сумму, да и большую часть их жалованья мы получаем в твердой валюте, а им выплачиваем в нашей валюте, которая, как известно, не так уж высоко котируется, я уже не говорю о деньгах, которые мы взимаем за выдачу им паспортов и возобновление их — это ведь тоже идет нам, да еще… Во всяком случае, в жестокости мы их не перещеголяем. Они похитили моего сына, Педро, так что сейчас не время разводить антимонии с этими дикарями.

Комендант взглянул на часы и, взяв линейку, предложил Педро следовать за ним.

Увидев их, старик соба вздрогнул. Пальцы его распухли, стали вдвое больше. Он снова протянул их коменданту. Ди Аррьяга замахнулся и ударил линейкой изо всех сил. С первого же удара под разбитым мясом обнажились кости. Но только комендант замахнулся во второй раз, как прибежал солдат: звонил телефон. И ди Аррьяга передал орудие пытки секретарю.

Никогда Кабаланго не было так хорошо. Тьма стояла непроглядная, и вздымалась она до самого неба, поглощая все кругом — и звуки, и пространство. Порой он вытягивал руку и дотрагивался до ветвей скрывавших их деревьев, чтобы убедиться, что они действительно существуют — и он сам, и альбинос — в этом бездонном океане мглы. А рядом дышали джунгли, мощно и спокойно, словно часовой, стойко вынесший миллионы таких же застывших ночей.