Ленора Чу - Китайские дети - маленькие солдатики

У этой части территории по утрам было свое отдельное назначение: ежедневный тицзиань , или медосмотр. Дети проходили в ворота мимо охранников, мыли руки у низеньких черных раковин, сушили их, а затем вставали в одну из двух длинных очередей, вившихся до медпункта. Во главе обеих очередей стояло по медсестре, облаченной в розовый халат, они заглядывали в крошечные рты и осматривали ручонки – не появилось ли где красных точек, признаков ЭВС [12].

В зависимости от результатов осмотра медсестра вручала каждому ребенку тоненькую цветную пластинку размером с флешку.

– Пошли, мам! – говорил Рэйни, сжимая в кулачке пластинку, и мы отправлялись в их комнату. Красная пластинка означала «здоров», никаких действий предпринимать не надо. Синяя сообщала учителю, что ребенку полагается ежедневный прием лекарства. Розовый, как «Пепто-бисмол», означал неполадки с животом. Желтый – что у ребенка кашель. Зеленый оставался тайной, и я спросила у Рэйни.

– Это означает «кровь» или «больно», – объяснил он мне однажды, улыбаясь, пока мы шли по обширной травянистой лужайке в центре садовской территории, которую я стала именовать Большой зеленкой. Ежедневные медосмотры проходили упорядоченно, в полном молчании и были действенным способом общения между медсестрами и учителями: цветовой шифр – сообщение, дитя – гонец. Китайская эффективность в обращении с толпами поражала меня неизменно.

Однажды Рэйни выдали желтую карточку – «кашель». И на следующий день, и далее – всю неделю. Но он был совершенно здоров – ему должны были выдавать красную! Что-то шло не так.

– Что значит желтый? – спросила я у него как можно более непринужденно. Он стискивал в кулаке желтую пластинку, будто любимую игрушку.

– Значит «кашель».

– Но у тебя же нет кашля на этой неделе, – возразила я. Рэйни не ответил.

Наутро я заняла позицию, чтобы мне было видно начало очереди, и, к своему удивлению, заметила, как Рэйни старательно кашлянул – всего разок, – как раз когда медсестра глядела ему в рот.

Желтая карточка.

Мы с Рэйни добрались до классной комнаты.

– Что происходит, когда тебе дают желтую карточку? – спросила я, изображая невозмутимость.

– Больше воды, – ответил он.

«Детям воды не вдосталь?» – подумала я с некоторым ужасом. Эта сцена крутилась у меня в голове, пока я топала в тот день к медпункту, вооруженная ингалятором Рэйни. Зашла внутрь.

– Можно вас побеспокоить? – спросила я подошедшей медсестре Ян Цунь Цунь, облаченной в светло-розовый халат, в темно-карих контактных линзах, отдававших в синеву у кромки радужки. К нам присоединилась и широкоплечая женщина, возникшая из кабинета в глубине, и мы втроем уселись на стульчики за круглый стол.

– Рэйни страдает от сяочуань , и я бы хотела договориться с вами о лекарстве, которое надо держать в классной комнате – на случай, если Рэйни станет трудно дышать, – сказала я.

– Учителям нельзя хранить лекарства в классной комнате, – сказала Плечистая, словно повторяя строку 37 из какой-нибудь должностной инструкции. – Будем хранить здесь. – Она махнула рукой на желтый шкафчик у боковой стены. Сквозь матовые стекла дверей я разглядела очертания скляночек и белых картонных коробочек размером с ладонь. Медсестра Ян сидела рядом с Плечистой, подчеркивая ее нижестоящее положение молчанием.

– Бухаоисы – мне неловко об этом говорить, но у нас трудность, – сказала я. – Нам нужно держать лекарство рядом на случай приступа.

– Учителям нельзя хранить лекарства в классной комнате, – повторила она строку 37.

– Есть ли еще какие-то возможности? Может, у него в шкафчике в раздевалке?

– Нельзя хранить лекарства за пределами медпункта, – повторила она. Правило казалось осмысленным, однако в нашем случае все упиралось в расстояние до классной комнаты Рэйни, и эту неувязку нам предстояло разрешить.

– Лекарство не опасное… оно не повлияет на детей, которым оно не требуется, – сказала я. – Оно лишь открывает дыхательные пути тому, кто не может дышать.

– Будем хранить здесь, – решительно сказала Плечистая, глядя на меня в упор. Китай – место с кучей правил, и в данном случае официальные правила были ясны.

«Но где тут лазейка?» – задумалась я. Китайцы имели дело с таким количеством писаных и неписаных правил – государственных, общественных, культурных, – что зачастую, чтобы как-то функционировать в этой системе, приходилось вертеться и даже нарушать закон. Правила, взятые по отдельности или купно, были попросту слишком жесткими, чтобы следовать закону до последней его буквы. Древняя китайская поговорка –制度是死的, 人是活的 – гласит: «Правила мертвы, а люди живы». Одна знакомая, работавшая на некоммерческую структуру, говорила мне, что «правила либо слишком жесткие, либо слишком дурацкие и потому в конечном счете они просто для красоты».

Для красоты оно или нет, с одним из таких правил я и бодалась. Китайцы всегда, казалось, понимают, как разрешать подобные противостояния при помощи гуаньси – одаривания, кстати и вовремя подгаданного, замолвленного словечка или еще какого-нибудь кульбита. Но и через несколько лет, которые я прожила в Китае, все это виделось мне по-прежнему не менее загадочным, чем павлиньи брачные танцы. Происхождение у меня, может, и китайское, но почти все мои первые дни в Шанхае я чувствовала себя неуклюжей иностранкой.

В отличие от меня Рэйни как раз приспособился. Он сам отыскивал способы добиваться своего. Хотел больше воды – и обнаружил, что изображать кашель есть самое действенное средство достичь своей цели, не навлекая на себя учительский гнев. Он рос внутри системы.

У его матери такой волшебной уловки не нашлось. Я запросила встречу с учителем. Поставила учительнице Чэнь медицинский вопрос ребром. А теперь вот держала в кулаке ингалятор и имела дело с двумя школьными медсестрами. Никакого компаса при мне – оставалось лишь повторяться.

– Если лекарство останется здесь, оно будет слишком далеко и не успеет помочь, – сказала я.

– Мы доберемся до него за три – пять минут. Поспешим, – сказала Плечистая.

– Будет слишком поздно, – сказала я настойчивее. – Если случится приступ, он не сможет дышать. Ему тут же нужно две дозы.

Плечистая заметила лазейку.

– В те дни, когда он кашляет, будет отдыхать в медпункте. Мы посидим с ним во время занятий на воздухе, – сказала она, показав на кушетку неподалеку. Я глянула на эту мебель – жалкая кроватка в углу.

– Нет-нет-нет-НЕТ! – проговорила я быстро. – Бегать ему полезно – это помогает его легким раскрываться и сокращаться.

– Ну, тогда мы просто будем хранить здесь лекарство, – сказала Плечистая. Строка 37 инструкции еще разок.