Валерий Гужва - Призрак Шекспира

С бутылкой вина и коробкой конфет они пришли поздно вечером к дому, где жила народная артистка Косенко, и долго стояли перед дверью, через которую проникали музыка и смех. Наконец Олег нажал на кнопку звонка. Олина подруга открыла быстро. «Айда к столу, соловьята». Подруга уже причастилась, щеки пылали, глаза — тоже.

За столом было много молодых людей — парни, девушки, новые лица и для Ольги, и для Олега. Никто никого ни с кем не знакомил, разговор, смех — только позже можно было, наслушавшись обрывков фраз, предположить, что это художники, музыканты и просто любители сборищ, «тусовок» — молодежный сленг только что взял это слово на вооружение.

Говорили, почти не слушая друг друга, затрагивали любые темы, в том числе и глобальные.

Невысокий, широкоплечий парень, на голове которого начинала обозначаться будущая лысина, держа в руке очищенный банан и жестикулируя этой же рукой, доказывал визави, худощавой невыразительной внешности девушке, которая никак не могла извлечь из смятой пачки сигарету, что мужчины по природе своей — полигамные существа.

— Закон рассеяния, закон плодовитости, он перестал бы действовать, погубив продолжение рода человеческого, если бы не это естественное свойство мужчин. В общем, это закон всего животного мира, — говорил он убежденно, будто читал лекцию.

Девушка наконец достала из пачки сигарету. Парень вытащил из джинсов зажигалку. Прикурив, девушка ответила на его тираду:

— Самка-паучиха, кажется, эта знаменитая «черная вдова», съедает своего партнера, как только он ее оплодотворит. Так бы поступать и с бабочками мужского рода. Было бы справедливо.

— Ты никогда не была феминисткой, — засмеялся парень. — Откуда такая жестокость? Останутся одни амазонки, откуда же тогда детей брать? В капусте искать? Ждать аистов?

— Выход всегда найдется. На время оставить нескольких племенных быков — вот и все. Банк спермы можно завести — тоже решение проблемы.

— Несовременно, дорогая моя. А как же чувства, любовь, созданная с древнейших времен? Объятия, поцелуи?

— Если любовь, голубчик, то о полигамности надо забыть. В женщине заложена именно моногамность, женщина существо совершеннее и нравственнее, чем мужчина.

— Я не говорю, что мужчины идеальны, я о другом — всего лишь об их биологической функции, заложенной в гены матушкой-природой, это просто научный факт.

— Пошел бы ты со своей наукой куда подальше. Если влюбишься без памяти, а тебе кукиш под нос — увидим, куда и денется эта полигамность. Патриархат давно прошел, дорогой мой, проснись. Теперь выбирают в основном женщины…

Невыразительное лицо девушки, ощутившей прилив крови от глуповатого разговора, разгорячилось: стало даже привлекательным, но парень этого не заметил, в который раз махнул рукой с бананом и молча направился к бутылкам.

На подоконнике, ближе к Олегу и Ольге, сидели две девушки с бутылками, наполненными явно не соком. Их тоже интересовал один из аспектов взаимоотношений женщин и мужчин.

— Ты представляешь, — говорила шатенка с коротко подстриженными волосами, — полез ко мне на первом же свидании.

— Ну, а ты? — спрашивала явно заинтересованная брюнетка с длинными прямыми волосами.

— Не ложиться же под куст в парке!

— Ты его отшила?

— Как тебе сказать… Мы же не дети. Я ему помогла успокоиться.

— Хоть приличное что-то было?

— Как у нашего Валентинчика.

— Ты не знаешь, почему он не пришел?

— Не знаю. Слышала, что подцепил какую-то свеженькую девицу.

— Вот свинья! Мало ему нас? Кандидат на кастрацию.

— Не закипай. Найдем другого. Мы с тобой всегда найдем выход из положения.

Все это говорилось обычным тоном, будто речь шла о ценах на картофель или о преимуществах кроссовок по сравнению с другой обувью.

Олина подруга, закончив весьма темпераментный разговор с долговязым рыжим парнем в джемпере на голое тело, пошла к двери, ведущей куда-то в глубь квартиры, и поманила Ольгу пальцем. Они ненадолго исчезли, а потом Ольга с разгоряченным лицом подошла к Гардеману.

— Пойдем, — прошептала она.

— Куда? — спросил Олег, полагая, что им указали на дверь.

— Пойдем, — повторила Ольга и потянула за собой Гардемана.

Квартира была огромная, не слишком опрятная, не убрана как следует, в широком коридоре, куда они вышли из гостиной, где бушевала гулянка, то тут, то там лежали окурки — просто на темно-красной затертой дорожке.

С коридора Ольга повернула направо в какой-то закоулок или нишу. Было темно, но дверь Олег усмотрел.

— Открывай, — тихо сказала Ольга, вкладывая ему в ладонь ключ.

Только тогда Олег понял: наконец. Молча он покопался в замке и открыл дверь.

В комнате было темно, только через окно, выходящее в пассаж, извне проникал свет фонарей.

— Закрой, — заговорщически сказала Ольга. — Быстро!

Наконец они с Ольгой остались одни. Сюда не доносились голоса разогретых вином гостей, никто не мог открыть двери. Глаза быстро привыкли к сумраку. Он и она увидели широкую оттоманку. Огромный ковер спускался со стены, накрывал четвероногий диван и спускался вниз, почти касаясь пола. Две подушки, зеркало в углу, коврик под ногами.

И Олег, и Ольга дрожали, обнимаясь и до боли прижимаясь губами.

Они пробыли в этой комнате до утра, постигая друг друга словно делают это впервые: сначала неумело, робко, как в лихорадке, а потом нежно и горячо, не смыкая век, иногда наблюдая себя в зеркале — современные Адам и Ева.

Почему спустя столько лет ему вспомнилась Ольга, теперь почтенная жена, мать, с отдельной своей жизнью? Кто знает.

Олег забыл, где он сейчас и зачем, собственно, здесь. Воспоминания — вещь молниеносная, за десяток секунд можно вспомнить целый кусок жизни, даже с подробностями, казалось, навеки погребенными во времени. Как будто прошла целая вечность, а на самом деле секундная стрелка часов на руке не сделала даже полного оборота по циферблату.

Гардеман был бы поражен, если бы мог убедиться в этом — ему показалось, что он ушел в неожиданные воспоминания на добрых полчаса.

Наконец Третьякова встала, что-то сказала Нине и двинулась по аллейке. «Давно бы так» — подумал Олег, выходя из своего укрытия, но тотчас остановился.

К Нине, сияя улыбкой, спешил муж, полковник Пальченко, который прошлым летом на даче так опрометчиво оставил Гардеману офицерскую плащ-палатку. Полковник поцеловал жену горячо, как любовник, потом сел рядом с ней, о чем-то оживленно рассказывая.

«Не везет» — констатировал Олег и отправился в ближайшее кафе, хозяин которого в первые погожие дни успел открыть обслуживание на террасе, где столики защищались от неожиданной непогоды цветными зонтами с рекламой немецкого пива.