Эльмина Отсман - Спорю с судьбой

Я часто думаю и спрашиваю сама себя: «Что является отличительной чертой такого советского характера?» Не берусь давать определения, но, встречаясь с колхозниками, рабочими, учеными, инженерами, партийными работниками, всегда прихожу к выводу, что, несмотря на все свои различия, их роднит отношение к окружающему миру, готовность пожертвовать своим покоем, удобствами ради других, ради сохранения и приумножения богатства своей страны.

Это не просто красивые слова, фразы. Я, например, видела своими глазами, как преображается горная республика Таджикистан. Я побывала там в качестве гостя на юбилейных празднествах по случаю ее пятидесятилетия. Как почетный гость стояла на трибуне центральной площади Душанбе — площади имени Ленина. Смотрела на яркое шествие демонстрантов — радостных людей в ярких национальных одеждах с цветами и транспарантами, раскрывающих успехи Советского Таджикистана. Как много может сделать своими руками человек! Таджикское море под Ленинабадом, Нурекская ГЭС в горах…

Море открылось нам не сразу. Сначала в дымке, вдали, прочертились горы. У их подножья заклубились голубые туманы. Мы ехали по шоссе, и вдруг увидели зеленое, с белыми барашками на гребнях волн море. С резким криком взмывали и падали в волны чайки. Точно так, как у нас на Балтике. Только море здесь создал человек, построив Кайракумскую ГЭС, и оно вписалось в окружающую природу так, словно было ее частью.

Сразу из Душанбе дорога идет на подъем. Это дорога на Памир. Она как кровеносная артерия связывает горную стройку на Вахше с внешним миром. По этой горной дороге возили огромные краны, детали домов, механизмы. Наши спутники-таджики с гордостью говорили: «Нурек весь привезен в кузове автомобиля!»

Нурекская ГЭС уже дает ток. Она уже орошает поля Яванской долины. А еще несколько лет назад здесь, в Пулисангинском ущелье, гремел и пенился неукрощенный Вахш. Человек поставил его себе на службу. Уже собирают с когда-то засушливых полей длинноволокнистый хлопок, а скоро будут собирать урожаи цитрусовых.

Я смотрела на седой, пенистый Вахш и вспоминала свою маленькую каменистую Эстонию, которую тоже преобразил человеческий разум и организованная воля советских людей.

И еще одна поездка — в Венгрию, на Всемирный конгресс профсоюзов, который проходил в Будапеште в 1969 году. Там на самой высокой отметке города, на горе Геллерет, откуда открывается прекрасный вид на город, перерезанный голубой лентой Дуная, у памятника-монумента советским воинам, любуясь панорамой города, думала я о наших советских солдатах, отдавших жизнь за свободу Венгрии, за то, чтобы на улицах Будапешта, в его красивых парках и скверах могли чувствовать себя свободными люди.

Мы — патриоты своей страны, мы — интернационалисты и не можем стоять в стороне, когда попираются права народа, его независимость. В Венгрии, на Всемирном конгрессе профсоюзов, я еще раз непосредственно убедилась, что цели, интересы, мечты у трудового народа во всем мире одинаковы.

Мы втроем — председатель нашего ЦК профсоюза работников сельского хозяйства товарищ И. Ф. Шкуратов, виноградарь из Молдавии т. Кросс и я в один из дней работы конгресса ездили за пятьдесят километров от Будапешта в одно из сел. Нас водили по хозяйству, рассказывали о том, как организован здесь труд, какие успехи достигнуты. Я попросила показать мастерские. Когда увидела своего старого знакомца комбайн СК-4, не смогла сдержать возгласа радости.

— Вы знакомы? — спросил через переводчицу начальник мастерской.

— Очень хорошо, — засмеялась я. — Могу сказать, что мы с ним породнились. Иногда месяцами не расставались.

— Вы комбайнер? — удивился начальник мастерской и недоверчиво, критически осмотрел меня со всех сторон. Потом что-то весело крикнул. Через минуту нас окружили работники мастерской. Это были веселые люди, которые что-то, почти в один голос, говорили мне.

Переводчица еле успевала переводить. В основном разговор был профессиональный. Моих венгерских коллег интересовало, в каких условиях мы работаем. Очень жалела, что между нами существует языковой барьер. И тогда, чтобы были понятнее мои объяснения, залезла на комбайн и прибегла к языку жестов. К общему удовольствию мы, как говорится, поняли друг друга без слов.

В знак особой признательности венгерские комбайнеры оказали мне, как они сказали, особую честь — надели на меня ожерелье из стручкового красного жгучего перца.

Расставалась я со своими новыми друзьями с сожалением. Но увезла с собой их счастливые улыбки, веселое выражение глаз, которые лучше всяких слов говорили о том, что крестьянам в социалистической Венгрии живется хорошо, что они с уверенностью смотрят в будущее.

Такую же уверенность в завтрашнем дне я почувствовала у виноградарей, в другом кооперативе. Здесь на встрече было больше женщин. И, конечно, их интересовало, есть ли у меня семья, дети, какие льготы имеют женщины в Советском Союзе, как смотрит муж на мои частые отъезды. Не ревнует ли он меня? Помогает ли по хозяйству?

Много вопросов задавали они мне, а потом рассказывали о своих семьях, детях, о своих заботах и радостях. И к концу беседы мы пришли к одному общему выводу, что главное для нас всех — это мир на Земле.

Да, этот год памятен мне особенно. Золотой год моей жизни.

Зима тогда выдалась особенно холодной. Морозы доходили до двадцати градусов. В такую погоду хорошо сидеть дома, разжечь печку и слушать, как трещат дрова, гудит в трубе жаркий дух. Посадить рядом сына и читать ему книгу. Наверное, в том счастье матери, когда она чувствует тепло маленького тельца, прижавшегося к ней, видит широко раскрытые глаза сынишки, слушающего историю Мальчиша-Кибальчиша. Наверное, в том счастье женщины, когда она видит, как муж, спокойный, сильный, занимается тут же своим делом и прислушивается к тому, что читают его жена и сын.

Такие счастливые часы случались у меня в тот год не раз, и неохотно уходила я тогда из дому. А уходить приходилось. Подходили к концу мои депутатские полномочия. Я часто встречалась со своими избирателями, отчитывалась перед ними о проделанной работе. Выступать приходилось перед разными аудиториями: на предприятиях, в колхозах, школах. Мне всегда это трудно — выступать, но зато после разговора, общения с людьми, становится так легко на душе.