Николай Полунин - Меч короля Артура

— Куда же я… от них, — Эдгар прижал к себе все еще испуганного мальчишку. Не похоже было, чтобы тот, к кому мальчик сейчас так доверчиво прильнул, несколько месяцев или, скажем, год назад хватал его, скручивал руки или глушил наркотиком, пихал в багажник автомобиля… Черт, какое в конце концов мне дело!

— Отойдите, — велел Питер. — Уйдите за стену.

Двое уже вышли из "оппеля", фланирующей походкой направлялись к дому. Он полез через подоконник, и последнее, что видел в комнате, — как учитель Эдгар с неподдельным волнением и страхом глядит на своего мальчишку, а тот замер, стоит с закрытыми глазами, будто собрался грохнуться в обморок или прислушивается к чему-то, одному ему ведомому.

Питер вывалился из оконного проема, юркнул, надеясь все же, что его светлый костюм достаточно хорошо заметен на фоне темно-красной стены, за ближайший угол, оглянулся. Волки перешли на легкий галоп, значит, увидели. Так. Все о'кей, подпустим их поближе, а там пусть догоняют мои четыре колеса. А учитель — действительно, на черта он им сдался…

Машины во дворе не было.

Не осталось уже секунд, чтобы соображать и смотреть, близко ли погоня, Питер опрометью кинулся за угол сарая — единственного доступного ему убежища. От сарая до куста у изгороди было метров десять, от куста до зарослей — раза в три больше. У самой стены он споткнулся, полетел кубарем, и это спасло ему жизнь: две пули, почти одна в одну, впились в сухое серое дерево. Питер откатился, упал за угол и, добежав до куста, понял, что к зарослям ему не успеть.

Но гораздо хуже было другое. Из-за деревьев — и Питер решил, что у него двоится в глазах, — хлопая незакрытой дверцей, выскочил темно-синий "оппель". Уйма времени — секунд пять — понадобилось Питеру, чтобы осознать очевидный факт: "оппель" волков стоит за домом, а этот появился со стороны дороги. Тогда он что было сил побежал навстречу и прыгнул. Несколько раз по кузову будто ударили палкой, на Питера, скорчившегося на заднем сиденье, упали крошки пробитого стекла.

— Где ты машину такую взял? — выдохнул Питер.

— Взял, какая была, а что? Хороший "оппель".

— Хороший… Можно заикой остаться на всю жизнь. — Питер поднялся, оглядел дырки в заднем стекле.

— Ты о чем? — сказал Серж. Машину кидало на проселке. — Возьми, — протянул через плечо пистолет. — Мы сейчас куда? Домой?

— Сбрось-ка скорость, — велел Питер. Опять оглянулся, прихлопнул дверцу — ту самую, в которую он влетел.

— Ты не закончил, что ли? — Серж повернул к нему свое лицо, показав глянцевую, будто пластиковую кожу. Шедевр протезирующей техники. Собственно, она и была пластиком в широком смысле слова. Как и нос, веки, щеки и губы. Но когда под нею у тебя — один огромный рубец от буквально стесанной плоти, то и она должна казаться великолепной. Вот еще одно, мельком подумал Питер, чего ждали от дьявола Балтерманца, — переворот в пластической хирургии. Это-то я помню, столько было восторгов… Дождались. Что-то я не ко времени его вспомнил, неужто есть хотя бы минимум истины в россказнях спятившего биохимика?..

Долгожданная погоня наконец показалась из-за поворота.

— Не очень отрывайся, — сказал Питер. — Утащим их.

— Не люблю я этого. Работа есть работа. Ты ее делаешь, я тебя увожу. А так…

— Ну-ну, не ворчи. Лучше добавь к своим еще одну серебряную крону. Сколько их в твоей копилке?

— Эта двадцать четвертая. Скоро юбилей.

— Ну вот, сколько мы уже с тобою дел переделали, а ты все ворчишь…

А может, и вправду он был дьявол? — вдруг подумал Питер. Дьявол запустил в мир своих отродий — и ушел. А люди живут и не знают, что ад уже наступил. Для всех, не только для грешников… фу, черт, что в голову лезет, проклятый Ленц! Проклятый Ленц, проклятые волки, и весь мир — огромное сволочное место. Кто же угнал мою машину, кому выгодно, чтобы волки меня прихлопнули? А следом — этого полоумного и, может быть, — такие ни перед чем не остановятся, на то они и волки, — его молчаливых серьезных детей? Кому?

И понял, кому.

— Давай-ка в Брюкк, разворачивай.

— Разворачивай, — передразнил Серж, — они у нас уже на колесе, глаза протри!

Они неслись по трассе, и "оппель" с волками едва не тыкался радиатором им в крыло. Другие машины, редкие на этом отрезке, шарахались. Сквозь черные стекла ничего нельзя было разобрать — как и в их с Сержем машине, впрочем, — и волки не стреляли. Но могут в любой момент. Трасса, прямая, как стрела, через пять минут должна была стать серпантином.

— Мне нужно назад. Придумай что-нибудь…

— Придумай…

Питер понял, что Серж действительно дожимает последние крохи из двигателя. Так. Тогда приступим. Взялся за ручку дверцы.

— Пригнись пониже!

— Что?

— Пригнись, говорю, сейчас в нас будут сильно стрелять.

— Тихо. Не устраивай сквозняков, рано еще.

Питер опустил пистолет. В шум мотора влился посторонний звук, он приближался, нарастая, пока на бетон не пала стремительная тень.

— Вот теперь — давай.

Питер отжал левую дверь, сразу оглохнув от рева винта и свиста рассекаемого воздуха, вцепился в ныряющую у лица подножку, выбросился — и его рвануло вверх. Краем глаза уловил, как Серж в этот момент ударил своей машиной в борт волкам…

…А крепки еще руки у меня, подумал Питер, в то время как Ладислав помогал ему забраться в кабину и усесться во второе кресло. Ох, крепки… Спасибо тебе, Серж, я вот не сообразил бы.

— Правила нарушай из-за вас, — проорал вполоборота Ладислав, и Питер безудержно расхохотался, закидывая голову, не замечая щекочущей капли, побежавшей из-под отставшего пластыря на брови, и оборванных лоскутьев кожи у себя на пальцах.

Он хохотал еще, когда один из бегущих сцепившихся жучков внизу подпрыгнул, закувыркался по серому шоссе. Ладислав круто задрал, разворачиваясь, нос вертолета, они пошли обратно, развернулись вновь, и только тогда там взорвался баллон с газом, и не было нужды догадываться, который из "оппелей" перевернулся: от второго, вставшего поперек полотна, в два ствола вели огонь по юркой стрекозе, не желающей улетать.

А когда со встречной полосы сошел неуклюжий трак с прицепом нежно-серебристого цвета, Питер уже знал, что будет. Легко увильнув от кучи огня, в которую превратился Серж, трак с разгона врезался во вторую машину, и — было отчетливо видно — две фигурки разметало по сторонам.

— В пансионат, — думал, что сказал, Питер, однако ему пришлось еще дважды повторить, прежде чем Ладислав его понял и повел вертолет в набор.

— И уходи потом сразу, понял, Ладислав?

6

И все слова, что он твердил про себя, все страшные ругательства, и все клятвы вытрясти наконец из них правду, дайте ему только добраться до этих лгунов, — все это оказалось зряшной тратой сил. Потому что они лежали посреди гостиной рядышком, тихие и добрые, как все покойники. Маленький наемный гангстер свернулся калачиком внутри взгорбившегося халата, бывший домовладелец и банкрот Вильгельм Плавский, казалось, что-то удивительное рассматривает на потолке. На щеке, под глазом, у него чернело паленое пятно с аккуратной дырочкой в центре, ресницы и левая бровь были сожжены.