Дженн Беннет - Звезды в твоих глазах

– Мы только что чуть копыта не отбросили. Были на волосок от гибели.

– Нет, Зори, мы просто взяли и выжили! – Леннон поднимает руки, триумфально сжимает кулаки и орет: – Мы живы! Победа!

Он прав. Мы действительно выжили. Остаться в живых – это прекрасно. Я опять смеюсь, вытягиваю руки и подставляю их дождю до тех пор, пока он не смывает с них грязь. По моим венам до сих пор мчит адреналин, я чувствую себя неуязвимой.

Леннон отбрасывает с глаз прядь темных волос. Его фигуру облепила мокрая одежда. Каждый острый выступ. Каждую мышцу. Будто под рентгеном. А может, оно так и есть, ведь я, сморгнув капли дождя, тоже вижу, что его взгляд блуждает по моему телу. И в том, каким образом он это делает, нет даже намека на вежливость.

Может, от бури и у меня, и у него в мозгу что-то сломалось.

Я делаю резкий вдох. Он тихо урчит.

Мы скрещиваем взгляды.

И одновременно бросаемся друг к другу.

Он прижимает меня к себе, одной рукой обняв за плечи, ладонью другой накрыв мне голову. Хотя от скользкой, мокрой от дождя одежды Леннона отдает холодом, его губы источают жар. Он энергично меня целует. Нетерпеливым, жадным поцелуем. Ненасытным. А когда вдали вновь гремит гром, я немного подпрыгиваю, но не выпускаю его.

Леннон прижимается ко мне всем телом, моя спина врезается в гладкую мокрую кору секвойи. Подтянутый и сильный – кирпичная стена поджарых мышц, – он поднимает меня, пока пальцы ног не отрываются от узловатых корней дерева. Когда он впивается в меня губами, я отвечаю ему тем же, ощущая между нами твердость, в характере которой нельзя ошибиться. Меня пробирает нервная дрожь.

Я обнимаю его бедра ногами, он пригвождает меня к дереву, согревая своими поцелуями шею. Вдыхаю запах его волос и коры секвойи. Дождь хлещет с такой силой, что у меня с его плеч соскальзывают руки. Я обвиваю его руками за шею и больше не отпускаю.

– Палатка, – говорит мне на ухо он.

Я не знаю, что это, вопрос или утверждение, но отвечаю согласием. Он говорит держаться крепче, но мне кажется, если сдавить его еще сильнее, у него сломаются кости. Моя голова отплывает от дерева, и несколько шагов Леннон несет меня на себе. Мы поскальзываемся в грязи, а когда он кое-как опускает меня на землю у палаток, я так отчаянно ищу опору, чтобы не упасть, что чуть не грохаюсь оземь, увлекая его за собой. Мы опять целуемся, но на этот раз лбами.

– Ай!

Он хохочет, я тоже, при этом чувствуя себя немного сумасшедшей.

– На нас сухого места нет, – говорю я.

Он отводит с моего лица влажные волосы:

– Нуда.

– Спальные принадлежности теперь тоже промокнут.

– Может, тогда нам, – медленно пожимает плечами он, – стоит снять всю эту одежду, перед тем как в них забираться?

В моих ушах гулко стучит пульс.

Обнаженные.

Леннон.

Я.

Мы.

– Это было бы практично, – соглашаюсь я, стараясь, чтобы мои слова звучали небрежно.

Но никакой небрежности нет и в помине. И мы оба это знаем.

Мы бросаемся друг к другу, и он стаскивает с меня футболку. У меня путаются руки, Леннон хохочет, пытаясь отодрать от меня мокрую ткань. Та уступает, и его ладонь отлетает в сторону. Футболка с громким шлепком приземлятся на палатку.

Леннон на миг замирает, оглядывает меня, и его щеки медленно озаряются улыбкой.

– Неужели мы на это решились? – говорит он, будто пьяный.

Я немного смущена, но не настолько, чтобы остановиться.

– Еще как!

Кроссовки и носки летят в грязь. А когда я снимаю с него футболку, каждый из нас набрасывается на джинсы другого, будто, если мы не сможем их достаточно быстро сдернуть, они самоликвидируются. Кстати, я согласна – в мокрых семейных трусах решительно есть что-то порнографическое. МОИ ГЛАЗА ВИДЯТ ВСЕ, я не могу их оторвать, мне даже наплевать, что я дрожу от холода в лифчике и трусиках посреди леса.

– Подожди, подожди.

Я кладу ему на грудь руку. Мои губы работают быстрее мозга.

– Я не могу от тебя забеременеть, – твердо заявляю я.

Лицо Леннона искажается гримасой, на нем сменяется череда выражений.

– Я не знаю парней, которым в жизни было бы приятно услышать такие слова.

– То есть могу конечно же, но в этом как раз проблема. Я только об этом. Просто ничего такого не планировала.

Ну не идиотка ли, а? – думаю я, неожиданно смущаясь.

В голове всплывают воспоминания об Андре и о том, какие мы были глупые. А теперь я захожу слишком далеко в своих предположениях по той причине, что мы голые. Может, не стоит? Ну все, теперь я вконец расстроена.

– Ладно, забудь, – звучат мои слова.

Он открывает рот, чтобы ответить, замирает, потом говорит:

– Погоди.

С этими словами Леннон ныряет под короткий навес между двумя нашими палатками, расстегивает на своей молнию и исчезает. Я понятия не имею, что делать. Лишь стою под дождем, полуголая и униженная, и…

Он появляется вновь. Переползает под навесом в большую палатку, расстегивает дверь и зашвыривает внутрь наши туристические полотенца. Потом протягивает мне длинную, блестящую, отливающую металлом упаковку с целой кучей презервативов и бросает вслед за ними:

– Девиз бойскаутов – будь готов.

– Боже милостивый.

Сколько же их там?

– Назовем это надеждой. Похоже, после фиаско с тем номером в отеле я так ничему и не научился. Да и потом, один из положительных моментов в «Игрушках на чердаке» заключается в нескончаемых поставках бесплатных презервативов. Иди сюда.

Сердце удваивает ритм. Я ныряю под навес, принимая протянутую руку, и быстро залезаю в двойную палатку. Внутри царит полумрак, стоит сильный запах нейлона и дождя. Я очень остро осознаю, насколько здесь тесно и какие длинные у Леннона ноги. А заодно и сколько обнаженной кожи выставлено напоказ и у него, и у меня. Да еще эти порнографические трусы – НЕ СМОТРИ НА НИХ.

Слишком поздно. Ему, похоже, и дела никакого нет.

Зато неожиданно есть мне. Да еще как! Но почему?

Я опускаю глаза и вижу крапивницу, открытую всем взорам. Это не помогает. Надеюсь, что в палатке достаточно темно, чтобы он ничего не заметил, и быстро прикрываю рукой живот.

– Эй, – тихо произносит Леннон, отводит в сторону мою ладонь и сплетает свои пальцы с моими. – Это же я, только и всего.

– Только и всего? – качаю головой я. – В том-то и проблема. Это ты. И я. Мне только-только удалось вернуть тебя обратно. Мы даже понятия не имеем, что будем делать, когда возвратимся домой. Все может пойти крахом. Мои родители могут развестись, и мне, хочу я того или нет, придется жить с отцом…

– Или же все будет в полном порядке.

– Но проблема все равно остается. Жизнь непредсказуема, и это в ней самое плохое. Мне нужна надежность. Что-то, на что можно опереться. И если все будет ужасно или как-то не так, то…