Нина Вяха - Завещание

Она была островом, и ее саму это вполне устраивало.

И вот знаменательный день настал, третье января – дата ее отъезда в Стокгольм. Пентти уже три дня как был в отъезде. У всех и каждого за время его отсутствия успели расслабиться плечи. А еще это был день, когда они собирались поговорить с Сири. Для этого они решили встретиться дома у Хелми, все вместе, кроме Онни и Арто.

Воитто они тоже не стали привлекать, хотя и сделали слабую попытку связаться с ним. (Но именно что слабую). Все знали, что брат сейчас на Кипре, где служит в войсках особого назначения.

Тату, который в последнее время регулярно ночевал в родительском доме, был единственным из сестер и братьев, кто разделял привычку Анни к здоровому сну или, правильнее сказать, пока все остальные гуляли где-то вне дома и решали какие-то свои вопросы, Анни и Тату предпочитали оставаться в родных стенах.

Анни плохо спала по ночам, зато утром подолгу оставалась в постели, выжидая, пока не опустеет дом. После этого она могла спокойно прошмыгнуть на кухню, чтобы сделать себе бутерброд с маслом и приготовить чашку черного кофе, который потом подолгу стоял на столе, отчего становился смольно-черным и густым как патока с тем самым характерным привкусом горелого, который обычно вызывал у нее отвращение, а сейчас казался вполне терпимым, потому что напоминал ей о доме.

В этот день Анни принесла свой завтрак к себе в спальню и вытащила дорожную сумку из-под кровати.

Она сидела на краю постели, пытаясь упаковать вещи и одновременно что-нибудь съесть, когда в дверном проеме внезапно вырос ухмыляющийся Тату.

– Что, сестренка, решила сбежать, когда настала пора действовать?

Он стоял на пороге в поношенных трусах до колен и майке, нечесаный и с этой своей всегдашней кривой улыбочкой, и пытался удержать на ладони чашку с кофе. Он взял одну из маленьких, в цветочек, чашечек из дорогого фарфора, которые доставали только по большим праздникам, но это так похоже на Тату – не знать таких вещей, или он просто не смотрел, что берет. Так же похоже, как и эта его всегдашняя дурацкая ухмылка, стянутая рубцами и шрамами.

Анни не знала, что сказать. Это было все, о чем она могла думать в последние дни. И в итоге инстинкт бежать куда подальше одержал над ней верх. Она с легкой покорностью улыбнулась ему. Тату, казалось, забавлялся ее растерянностью, но так, немножко.

– Ой, не смотри на меня так серьезно. Я могу тебя подвезти. Когда у тебя автобус?

* * *

Порой судьбы некоторых людей кажутся нам куда более предопределенными, чем все остальные. Словно смотришь на них в ретроспективе, на то, какими они были в прошлом, и понимаешь, что оказаться в ином месте или поступить по-другому они просто не могли. Тату был именно таким ребенком. Про таких говорят «в рубашке родился»: весь такой солнечный, жизнерадостный и всеми любимый, и все-таки, а быть может, как раз поэтому, на его долю выпало куда больше бед и неурядиц, чем отмерено обычному человеку.

Что же вырастает из таких детей?

Тату Олави был восьмым ребенком в семье Тойми, но сам он, кажется, никогда особо над этим не задумывался. Во всем, что касалось его, он был первым и единственным.

И таким он был даже для Сири. Она бы никому не сумела объяснить, почему так, скорее всего, она бы в этом даже не призналась, спроси у нее напрямую, но все и так было видно невооруженным глазом. Что бы ни вытворял Тату, ничто не могло вывести его мать из душевного равновесия.

Разве что растрогать до слез (он вызывал у нее слезы и радости, и печали).

А еще он был страшно избалован.

Но ее любовь к восьмому ребенку, пятому сыну была как скала – вечная и незыблемая.

Возможно, именно из-за любви матери он был начисто лишен отцовской любви?

С того самого апрельского дня, когда родился Тату, он вызывал у Пентти плохо скрываемое раздражение, которое отец прежде редко испытывал. Неприязнь с самого начала, отчего эти двое никогда не могли стать ровней.

Возможно, все дело в том, что Тату был Овном по знаку зодиака, совсем как Пентти?

И он на интуитивном уровне инстинктивно чувствовал, что этому ребенку суждено его сменить?

Овен – огненный знак, лидер по натуре и довольно агрессивная личность. Овен никогда не оглядывается назад и не смотрит по сторонам. Разумеется, между представителями одного и того же знака может быть большая разница, все зависит от положения луны по отношению к планетам, когда именно человек родился и от того, какие у него в роду были предки. У Пентти налицо были два главных качества – агрессивность и взгляд, устремленный четко вперед, но он нес в себе тьму, – нечто, что медленно двигалось в нем, словно густое вязкое масло или простоявший слишком долго черный кофе, и все, чего касалась эта чернота, тоже становилось черным, почти несмываемым.

Тату одновременно был похож и непохож на своего отца. В основном, непохож. Потому что Тату шел по жизни смеясь, а если, не смеясь, так улыбаясь. Он словно в каждую секунду готов был пожать плечами и, беззаботно насвистывая, пойти дальше. Сам Тату никогда особо не задумывался над чувствами, которые он испытывал к окружающим, – ни к матери, ни к отцу, ни к сестрам с братьями. Он не зацикливался на несправедливостях, не питал злобы, и если сердился на что-то, то говорил прямо, все как есть, громко и четко, но сердился он редко. Тату мог дразнить своих сестер и братьев, и те пытались дразнить его в ответ, но их слова его не трогали, в то время как они, напротив, могли разъяриться от его способности подмечать любую, мало-мальски заметную слабость.

Это было его даром, или проклятием, тут уж как посмотреть, но он не умел этим пользоваться – просто владел и все. Сама жизнь представлялась ему даром, которым он с рождения был наделен – не то чтобы он высказывался в подобном духе, но так оно и было.

Он всегда был стройным и подтянутым, хорошо выглядел (если не брать в расчет шрамы). Темные волосы и карие миндалевидные глаза. Из всех детей он больше всего походил на Пентти, но Пентти был низеньким, а Тату – высоким, почти метр девяносто. Его худощавое тело и размашистая походка смягчали его рост, словно он все время приседал, но уж если он вытягивался и замирал неподвижно, то выглядел статным и величественным Его отношение к жизни, уверенность в том, что она принадлежит ему, позволяли ему идти по ней, как местная торнедаленская кинозвезда, израненная на своей собственной войне, во время которой он и проделывал свои трюки. В тюрьме, кстати, были обязательны занятия физкультурой, и Тату, который за свою жизнь не пробежал ни метра, окреп и впервые обзавелся какими-никакими мускулами, и ему это шло.

Тату обожал машины. С самого детства ему нравилось с ними возиться, сидеть в них, водить, рисовать, рассматривать в газетах и через окно, да все что угодно!