Нина Вяха - Завещание

Хирво продолжал жить дома, но все больше времени проводил в лесу. И единственным, кого не пугало, а лишь раздражало изменившееся поведение Хирво был, конечно, Пентти.

И без того недовольный, что у него сын не сын, а какое-то ходячее недоразумение, готовое в любой момент как моллюск закрыться в своей раковине, так еще теперь в придачу ко всему он начал ходить высоко задрав нос, словно гордился чем-то, – нет, на такое его отец просто не мог закрыть глаза. И Пентти продолжал унижать сына, а Хирво позволял ему это делать, но ни физические, ни вербальные издевательства на него уже больше не действовали, и это приводило отца в ярость. С каждым разом он орал все громче и все крепче его бил, но постепенно стал делать это все реже и реже. Вместо этого другие братья и сестры стали получать больше затрещин и побоев.

(Солидарность сестер и братьев – удивительная штука. Неважно, что ты сделал или, наоборот, не сделал, чтобы заслужить гнев отца, и пусть даже именно изменившееся поведение Хирво привело к тому, что остальные еще чаще стали становиться объектами проявления отцовских чувств, никто из сестер и братьев при этом не сваливал вину на другого, потому что знали, все может очень быстро поменяться. Как говорится, сегодня ты, а завтра я.)

Когда Арто был без сознания и лежал на коленях у Анни в ожидании «скорой помощи», в тот момент Хирво почувствовал его. Золотистый свет, слабо пульсирующий внутри его любимого младшего брата. Он и прежде видел его, когда Арто помогал ему со зверьем, ведь он был еще так мал, и животные льнули к нему, приходили, когда он их звал, хотели быть рядом с ним, и Хирво знал про Арто, что есть в нем что-то. Не то же самое, что у него, а гораздо лучше, потому что звери любили Арто, и люди тоже. Сам Хирво никогда не чувствовал их любви, они всего лишь принимали его за своего, не больше и не меньше. А что до людей, то нет, нет и еще раз нет.

Люди такие разные и все по-разному достойны любви. Есть те, которых можно любить. И те, которых любить нельзя.

В тот раз, когда стряслось несчастье с Арто, Хирво в первый раз осмелился проникнуть в сознание другого человека. Он не хотел знать слишком многого, просто не осмеливался, ему не надо было видеть, как все произошло, он лишь хотел убедиться, что в его брате все еще пульсирует жизнь и узнать, может ли он чем-нибудь ему помочь. В тот момент Хирво находился прямо за баней, достаточно близко, чтобы дотянуться до сознания брата, оставаясь при этом незамеченным для остальных. Он был очень осторожен в своей попытке, но Арто все равно его заметил. Младший брат вздрогнул и попытался сесть, встревоженный, возможно, даже напуганный вторжением в свое сознание, и Хирво как можно быстрее попятился назад, и физически, и ментально. Хирво понял, что Арто видел его, но ему на это было наплевать. Он просто не мог остановиться. Уж лучше лететь, чем сдерживать себя, пока не стихнет шторм.

Хирво развернулся и направился к коровнику, он был уже почти внутри, когда услышал голос. Это был крик, крик ужаса, беззвучный, но все равно заметный. Он звучал уже какое-то время, но в своей тревоге за Арто Хирво, должно быть, отодвинул его на задний план, этот крик о помощи. Но теперь он был почти на месте и отчетливо его слышал. Крик такой силы, что он ощущал его всем телом. Момент был решающий, и он вынужденно прислушался к ним, к животным, и тому, что они хотели ему сказать.

Хирво хотелось умчаться оттуда со всех ног, но вместо этого он заставил себя войти в коровник. Под его ногами скрипел снег, и все же он ощущал себя до странности легким, почти невидимым.

Внутри было тепло, и он был уже достаточно близко, чтобы различить голоса. Голоса коров или, скорее, их душ.

Они были напуганы. Это он понял сразу.

Он здесь, сказали они ему.

И Хирво не нужно было спрашивать кто именно.

Пентти.

Пентти, вот кого они боятся.

Почему вы так его боитесь? Что один человек может вам сделать?

Хирво спрашивал, а сам уже наперед знал ответ, что один человек может сделать очень многое, что он может испортить и испоганить все.

В коровнике снега не было, только мягкое сено на полу, и Хирво, высоко подняв голову, двинулся вперед, пока не приблизился к стойлу Розы. И там он увидел Пентти, и еще раньше, чем он его увидел, он услышал Розу. Нет, сказала она, нет, прокричала она, не трогай меня! но Пентти уже брал ее. Хирво увидел это ментально еще раньше, чем наяву, как его отец насиловал одну из коров, и тут он почувствовал всех коров вместе взятых, как они рассказывали ему обо всех прошлых разах.

Как они просили его положить этому конец, остановить Пентти.

Но Хирво не был готов к такому.

После он проклинал себя за то, что ничего не сделал в тот момент, но он был не готов. Ни к тому, что он увидел, ни к тому, какое впечатление это произвело на него. В тот момент он вновь ощутил себя ребенком, тем самым, непохожим на других ребенком, живущим в вечном страхе, что кто-нибудь заметит, чего он на самом деле стоит, готовый в любой момент уйти в себя, замкнуться.

Хирво попятился к выходу, кое-как выбрался во двор и дал стрекоча. Издалека донеслась сирена «скорой помощи» и одновременно он продолжал слышать крики коров, их призыв эхом отдавался в его ушах, пока он бежал. Бежал быстрее, чем когда-либо бегал, ноги увязали в снегу, но в конце концов он добрался до своего убежища, которое он соорудил в чаще леса несколько лет назад. Он заполз туда, улегся на овечьи шкуры, наброшенные на ельник, и застегнул свою шерстяную кофту. По спине стекал пот, во рту ощущался привкус крови от того, что он бежал слишком много и слишком быстро. Хирво крепко зажмурился и принялся ждать, пока не выровняется дыхание, после чего отключил свое сознание, полностью погасив его, и заснул.

Когда он проснулся, было уже темно. Он замерз, но домой идти не хотелось. Привычно, ни о чем не задумываясь, сосредоточившись только на том, что было у него под носом, он развел у входа огонь.

Но образы, доносящиеся из коровника, крики накрепко въелись в его сознание. Отныне он больше не мог смотреть своему отцу в глаза. Он больше не хотел, чтобы его глаза видели этого человека.

Мог ли он что-то сделать? Хирво мучил и изматывал себя, снова и снова мысленно проигрывая ту сцену. И каждый раз по разному сценарию, измышляя различные способы, благодаря которым он мог выступить вперед и защитить коров, но к чему теперь все это? Ведь он все равно ничего не сделал, и никогда не осмелится что-то сделать даже в самый решающий момент, когда это действительно от него потребуется.

Ему было стыдно за то, что он видел, стыдно перед коровами, которые просили его о помощи и умоляли его остановить то, что происходит, и происходит уже не в первый раз, – да, он не знал об этом, но на самом деле знал, что это происходило уже давно. И это происходящее тяжелым гнетом лежало на их существовании столько, сколько он себя помнил, делая мир вокруг меньше, чем он был на самом деле, пугающим и мрачным. Но это не навсегда. Пришло время положить этому конец. Хирво тяжело вздохнул, прежде чем выбраться из своего укрытия, забросал костер снегом и двинулся домой.