Нина Вяха - Завещание

В этой жизни за все нужно платить. Пентти должен остановиться и заплатить за то, что сделал.

И он, Хирво, об этом позаботится.

Он еще не знал как, но впереди у него долгая дорога домой, и он обязательно что-нибудь придумает, сообразит.

И если не сегодня так завтра. Или послезавтра. Или послепослезавтра.

Дома собрались братья и сестры, они сидели на кухне и обедали, кто-то лежал на диване и смотрел новости. Сири и Арто там не было, но зато присутствовали почти все остальные. Анни бросила на него странный взгляд, вопрошающий, но в то же время без нажима. У сестры было все то, чего не было у него, и она пугала его своими словами и пустыми взглядами. Когда она спросила его, слышал ли он о том, что случилось, он лишь тупо кивнул и достал из кармана свой нож и точильный брусок – ему необходимо было на чем-то сосредоточиться, чтобы не возвращаться к тому, что он видел. Представить, будто это фильм или заевшая пластинка.

В коровнике горел свет, значит, Пентти все еще был там. Вот и славно. Хирво вдруг сообразил, что он даже не знал, заметил его Пентти или нет, но на самом деле это было неважно.

Его чувства к отцу, то немногое, что он когда-либо питал к нему (да и питал ли вообще?), улетучились, растаяли без следа. Он теперь не чувствовал к нему даже ненависти, только холодную решимость, которая росла в нем с каждым ударом сердца, с каждым вдохом. Пентти должен исчезнуть. Тук-тук, тук-тук. Хирво почувствовал, как мужество буквально переполняет его и ощутил свой внутренний свет: теперь он показался ему чище и насыщеннее, ярче, чем раньше. Но уже в следующую секунду мужество покинуло его, и он снова испугался, и его внутренний свет вновь приобрел те грязные, размытые оттенки, к которым он привык. И тут словно внутри него качнулся маятник. Вперед-назад.

Время пошло. Но Хирво проживал свою жизнь медленными циклами – кое-кто сказал бы, что он жил в соответствии с природными ритмами и временами года, и, возможно, так оно и было, но имелось кое-что еще, занимавшее куда больше времени, чем времена года. Жизненные циклы Хирво, если можно так выразиться, были астрономическими, и он до сих пор переживал последствия прошлого. Тот самый пожар в гараже морозной ночью и молчание после.

Хирво всегда был мастером на все руки. Умел стругать и строить, валить деревья и складывать их в штабеля, но, прежде всего, ему удавалось мастерски разводить огонь. Некоторые люди так устроены, что способны понимать сам огонь и его нрав. Хирво принадлежал к их числу. Он умел развести костер там, где это вообще казалось невозможным, даже из полусырых дров. И еще он знал, что нужно сделать для того, чтобы огонь выглядел случайным или естественным.

Чтобы никто не заподозрил поджог.

Хирво был из тех, на кого редко обращают внимание. Он умел скользить по жизни, оставаясь почти незаметным. Благодаря этому умению он зачастую знал об окружающих куда больше, чем окружающие знали о нем. Вольно или невольно, но он узнавал и хранил в себе все их тайны и секреты.

Он видел многое и мог бы рассказать о многом. Если бы его попросили.

В тот раз Хирво, как обычно, гулял по лесу – он очень много гулял вначале, когда только начал осознавать возможности своего дара. (Правда, после встречи с волком поздней ночью ему пришлось перенести свои вылазки на дневное время). Но он как раз вовремя вернулся в Аапаярви, чтобы увидеть, как начался пожар в гараже той январской ночью 1976 года. Спроси его, и он рассказал бы все. Если бы только кто-нибудь додумался его спросить.

Он знал, что это не Пентти поднес спичку, или, во всяком случае, сделал это не своими руками. Еще он знал, что понадобилось изрядно времени, чтобы поджечь эту старую рухлядь, но так бывает всегда, когда ребенка посылают делать работу взрослого. И странное дело – пусть даже Хирво испытал облегчение от того, что не был причастен к пожару и что Тату остался жив, он до сих пор помнил, нет, скорее даже ощущал укол зависти – почему никто не попросил его, ведь во всей усадьбе не нашлось бы никого, кто бы мог также быстро разжечь огонь, как он, Хирво. Никого, кто бы лучше него мог устроить так, чтобы со стороны все выглядело как несчастный случай.

И никого, кто бы мог сохранить эту тайну лучше, чем Хирво.

Впрочем, теперь это было уже неважно. Теперь, когда все карты оказались брошены на стол, и все шло так, как шло.

Хирво умеет очень хорошо притворяться странным, впрочем, он и есть странный, но нам придется задержаться с ним еще на некоторое время. С ним произойдет нечто, что напугает его и вынудит сбежать, и тут главное – не пропустить кое-какие детали, которые могут оказаться важными. Может быть, даже существенными. Так что нам придется еще немножко потерпеть.

После развода родителей Хирво решил переехать жить в другое место. Он принял участие во всех тех событиях, которые произошли под Рождество и в новогодние праздники 1981-1982 годов и которые подтолкнули его сестер и братьев к решительным действиям. Он видел, как расходятся родители, видел переезд Сири с младшими детьми, и при этом никто ни разу не поинтересовался у Хирво: а что он сам-то собирается делать. Впрочем, он давно привык к тому, что зачастую о нем просто забывали, что никто и никогда не спрашивал его, что он чувствует или думает. По правде сказать, он даже не был уверен – умеет ли он вообще чувствовать. Но, возможно, он попытался бы, если бы кто-нибудь его спросил. Если бы кто-нибудь дал ему повод попробовать.

Но теперь это было неважно.

С ростом температуры и увеличением светового дня он стал все больше задумываться о том, чтобы насовсем перебраться жить в лес. Он страшно мерз, но много тренировался, чтобы научиться преодолевать холод. Для этого он подолгу сидел в натопленной бане, а перед тем, как отправиться в лес, съедал что-нибудь горячее. В феврале на лесопилках всегда требовались люди, и Хирво воспользовался этим шансом, чтобы покинуть родительский дом. Он жил в сколоченных на скорую руку шалашиках, ел что придется и целыми днями так усердно работал пилой, что, возвращаясь под вечер, падал полумертвый от усталости на постель и ему уже было не до мыслей о том, как наказать Пентти.

Но ближе к весне условия для работы ухудшились, и когда в мае началось половодье, Хирво перебрался обратно в Аапаярви. Но он не оставил своей мечты хорошенько обустроить свое убежище в лесу. Иногда он пытался там ночевать, но через день или два неизменно возвращался домой. При этом чаще всего ему приходилось обедать вместе с отцом. Хирво попросили вносить свой заработок в семейную кассу, то есть в жестянку на кухне, в которую Сири всегда собирала чеки, и так продолжалось до тех пор, пока дискуссии по поводу денег не переросли в ссоры.