Нина Вяха - Завещание

В пятьдесят пять лет почувствовать себя настоящей женщиной. Это дорогого стоит.

– Твоя дочь очень похожа на тебя, – сказал ей Мика однажды вечером, когда одевался.

Ему все не удавалось остаться у нее на ночь. Сири настаивала, что он должен по вечерам уезжать. Чтобы Онни, когда он снова начнет ходить во сне, не наткнулся ночью на мужика в ее постели. И чтобы остальные дети не задразнили ее. Или случаем не проговорились и не рассказали обо всем Пентти.

Потому что Сири с трудом могла себе представить, какой тогда начнется ад, если что-нибудь дойдет до Пентти. Она до сих пор просыпалась на рассвете, как перед дойкой, и прислушивалась к его шагам снаружи. Представляла себе, как распахивается дверь спальни, и он набрасывается на Мику и избивает его, и неважно, что он меньше его на голову. Потому что Пентти управляют куда более серьезные силы.

– Так ты считаешь, что Лахья похожа на меня?

Она осталась лежать в постели и смотрела, как он застегивает рубашку.

– Да, мне кажется, ты сама была такой, когда была моложе.

– Какой такой?

Он замер и широко улыбнулся.

– Такой же дикой, свободной и умной.

Сири покачала головой: это было слишком, у нее в голове не укладывалось, что кто-то может воспринимать Лахью как таковую и даже пытаться приписывать ей такие качества.

– Я не была такой, когда была молода, – сказала она решительно.

Но в глубине души Сири не была в этом уверена.

* * *

Лахья видела не только внешние перемены в своей матери, их каждый бы заметил, но даже внутренние, те, которые Сири никому не показывала и которые едва можно было разглядеть, да и то лишь изредка. Глядя на свою маму, Лахья чувствовала, что детям Тойми совсем скоро предстоит столкнуться с чем-то новым.

Пусть даже они пытались это скрыть, но Лахья слышала шум работающего двигателя поздним вечерами, когда во всем доме был погашен свет, и видела мамин взгляд, такой тающе-нежный, когда она смотрела на этого мужика.

Дружба между Лахьей и Маире все больше росла и крепла и, обсуждая теорию феминизма, они даже осмеливались попутно делиться другими, более банальными мыслями друг с другом. Так, в числе прочего Маире призналась, что она была девственницей.

– Мне неинтересно все, что связано с физическим аспектом. Думать лишь о бородах и пенисах… фи!

Лахье не оставалось ничего другого, как кивать и соглашаться. Раз за разом она мысленно возвращалась к себе, какой она была до этого лета, безвольной, совершенно не ценящей себя дурочкой, оказавшейся в лапах у первостатейной скотины.

Она рассказала Маире о Матти – не все, конечно, умолчав о том, что больше всего причиняло ей боль, но достаточно, чтобы Маире смогла сама сложить два и два, и это было странно и удивительно, потому что когда Маире взглянула на нее ясным чистым взглядом, полным сострадания и чего-то еще, наверняка нежности, то Лахье больше не было стыдно, как это бывало с ней раньше. Она почувствовала себя замеченной и благодаря тому, что Маире не осудила ее за то, какой она была, Лахья тоже смогла себя простить. Пьянящее чувство облегчения.

Одним летним вечером возвращаясь от Маире, у которой она была в гостях, Лахья поймала себя на том, что распевает во все горло, пока велосипед катился сам по себе по дороге, которая шла с легким уклоном. Она неслась вперед, сильная и бесстрашная, и пела, не тревожась о том, что ее могут услышать. Мимо соседских ферм, мимо пасущихся коров, мимо берез и цветущих летних лугов.

Примерно в полукилометре от поворота на собственную усадьбу она увидела знакомый «Сааб», припаркованный у края обочины.

Сворачивать с дороги было поздно, и промчаться мимо Лахья тоже не могла: она не успеет слишком далеко уехать, если Матти вознамерится ее догнать.

Он стоял, прислонившись к капоту, и курил, и глаза у него были красные, словно в них впиталась часть дыма. Потому что не могли же они быть красными от слез?

Он смотрел на нее и улыбался.

Лахья спрыгнула с велосипеда и пошла вперед, ведя его за руль.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, хотя и без того знала ответ.

Матти пожал плечами. Смерил ее с ног до головы изучающим взглядом.

– Ездила к заливу?

Лахья неопределенно повела плечом. Она подумала, что первое, что изменилось в ней, это осанка. Что она больше не горбилась и не наклоняла шею, но еще она поняла, что это не самая лучшая идея пытаться объяснять нечто подобное таким, как Матти.

– Классно выглядишь, – предпринял он следующую попытку и приблизился к ней.

Лахья замерла. После чего достала из кармана куртки сигарету и закурила.

– Ты куришь?

– Ты многого обо мне не знаешь, – медленно произнесла она после паузы и выпустила дым ему в лицо.

– Не хочешь мне показать?

Его рука по-хозяйски очутилась у нее между ног. Вызывающе нагло, как бывало много раз прежде.

Но теперь с этим покончено.

Лахья ухватило его «хозяйство» и сжала, чуть сильнее, чем нужно, только чтобы ощутить над ним свою власть.

И это сработало. Матти заскулил и тут же отдернул от нее свою руку.

– Я больше не собираюсь тебе ничего показывать, – спокойно сказала она, все еще держа свою руку у него между ног. – Теперь с этим покончено. Между нами все кончено.

Лахья смотрела ему прямо в глаза, пока он не сдался и не отвел взгляд. И только тогда она отпустила его мужское достоинство.

Матти попятился. Лахья поглядела на него. В последний раз, подумала она. После чего запрыгнула на велосипед и покатила прочь, к своему дому, который виднелся вдали.

– Именно это я и собирался тебе сказать! – крикнул ей вслед Матти.

Лахья, не оборачиваясь, катила дальше.

– Ты слишком чокнутая для меня!

Она вовсю крутила-наворачивала педали.

– Да чтоб я хоть раз еще связался с кем-то вроде тебя!

Она улыбнулась.

– С такой уродиной!

Последние слова она едва расслышала.

– И неумехой в постели!

Теперь слышен был только свист ветра в ушах и шорох шин по асфальту, пока она набирала скорость.

* * *

Когда их губы встретились, она впервые поняла, что это то самое, о чем пишут во всех романах. Электрический разряд. Она переживала то же самое, что и люди сотни и тысячи лет до нее, но поскольку поцелуи Матти были единственными из тех, что она знала, и совсем не походили на электрические, то со временем Лахья начала думать, что все это просто выдумка.

Но тут ее губы встретились с губами Маире, и она почувствовала, как отреагировало на это прикосновение все ее тело. Как ее рот напрямую оказался связан с ее животом или, скорее, пупком, словно кто-то пытается крутануть его на один оборот, почувствовала, как мучительно сладко заныло в паху, какими лихорадочно-нежными показались прикосновения к коже, сердце колотится как бешеное, в общем, все ее тело воспряло от одного единственного крошечного поцелуя.