Евгений Кирьянов - Становление бытия

В промежуточной логосной парадигме сущее начинает двоиться сравнительно с крайностями логосной установки.

Слабая логика обеспечивает свободу от различительных связей, обусловленных логической необходимостью. Свободу просто потому, что множество таких связей пусто.

Возможность усмотрения значимости смысла ноэмы при этом даётся уже во всяком непосредственном схватывании интенции осознанием.

Наполнение в значимости и её непустота и есть полагание смысловой осознанности в условиях свободы данной логосной парадигмы. В этом случае всё имеет поддержку во всяком другом, неразличительность в котором и взаимное неотрицание частей явленности объекта и свидетельствуют об истинности утверждения значимости всех ноэм в данной логической парадигме. Немного ещё скажем о крайностях в диапазоне рейтинга логических систем. Слабая логическая парадигма позиционирует интенциональные сущие в неразличительности, а сильная в полной несвязности. Но всякая промежуточная наследует крайности не в том, чтобы могли быть ею введены модусы промежуточного качества связи между сущими. Не может быть свойственно сущим, например, обладать промежуточной мерой неразличимости или различимости. Сущее таково только как диалектически усваиваемое сознанием положение. Выражается же это в том, что сущие, имеющие общность воспринимаемой в интенциональном акте своей природы, имеют теперь не разную меру неразличимости или различимости. Они только в разной мере могут быть явленными в различимости и неразличимости уже внутри данной логосной парадигмы. Вспомним то, о чём писалось в фрагменте о притяжении материальных тел. Их два как отделённых, но в другой онтологической парадигме они одно. Их может быть и три, и… сколько угодно. Их единство в том, что они одно, и в том, что это наследуется в факте взаимного притяжения. И здесь имеет место аберрация их образов. В следовании слабой логической парадигме они суть одно тело, а наоборот — два или много. Большого Взрыва не было в том смысле, что ничего не меняется, кроме логосных парадигм, которые и позиционируют объектность в разных ноэтических выявлениях. Наличие же парадигмы, включающей в себя хотя бы осознание крайностей слабой и сильной, даёт им место в оформлении значимых ноэм в наследовании действия по обоим типам. Итак, сущих и два, и одно в акте усвоения мира в значимости раскрывающих в акте интенционального схватывания смысла ноэмами. Ведь мы не можем игнорировать тот факт, что и при осознании в интенциональном акте мы в насыщении значением и смыслом ноэмы осознаём не только одну наличную логосную парадигму, но и те, от которых ушли или отказались, но которые осознаются и теперь как бывшие возможными. А это значит, что они могут и остаться как отчасти оформляющие в ноэзисе с приданием смысла ноэме. То есть, всякая логосность может сосуществовать параллельно с крайними.

И это применительно ко всем сущим. И время претерпевает действие аберрации. Можно попытаться обойтись без анализа временных интервалов с моделью звуковых тонов. Я предполагаю, что модель притяжения массивных тел (материи) вполне актуальна для выявления принципиальных свойств анализируемого в осознанности времени. Тогда всякое временное Теперь и единственно само по себе, и в том же качестве Теперь сохраняется в факте ретенции. То есть, в Теперь содержится и бывшее тогда Теперь в модусе текущего Теперь.

Но вернёмся к слабой логической парадигме. Ноэзис в ней доставляет всякую ноэму в полноте значимости. Всякая интенция непуста и раскрывает полностью смысл в осознании объективности. Здесь анализ, фактически, упраздняется и все ноэмы суть одна, поскольку модус различимости не схватывается в слабой логосности.

И получается странная ситуация, когда тривиальная интенция обеспечивает возможность полноты схватывания объективного в интенциональном акте при том, что с точки зрения более сильной логосности осуществляется в предельном отсутствии значимости, но только в пустой знаковости. При сохранении в потоке данного логосного осознания такая неоднозначность позиционирует осознанный объект как маргинально значимый. Осознаваемый объект определяется в отстранённости смысла в одной логосной парадигме, но в полноте в другой. Таковы, например, интенциональные представления применительно к концептуальному искусству. Тогда уже внутри некоей смысловой парадигмы ноэма приобретает двойственное качество. Она есть только знак в контексте более сильной логосной парадигмы, но полнота значения в слабейшей, след которой сохраняется в общем синтезе. И как знак она обозначает своё значение. Квадрат Малевича пуст, но в рудиментах осознания в слабой логосной парадигме он являет собою в полноте всякий объект и его ноэтическое осмысление.

Cogito ergo sum. Вот один из основополагающих тезисов европейского рационализма. Он подкупает своим безусловным свидетельством истинности. В нём опознаётся в гениальной простоте и прозрачности формулировки не подлежащий сомнению факт. Но в какой-то момент может возникать подозрение, что в самой структуре этого утверждения содержится некоторая вольность в постижении смысла входящих в него понятий. Дело в том, что при всей очевидной естественности такого утверждения сами эти понятия нуждаются в более пристальном рассмотрении.

Начнём с того, что постулируется как не требующая комментариев отсылка к субъекту, о котором утверждается, что он существует (есть). Мы положим в основание возможности мыслить факт существования сознания. Но что такое сознание и в чём состоит свойство субъекта быть соотносимым с сознанием, если гипостазировать его в наличии? Все три рассматриваемые нами далее понятия (субъектность, сознание и бытие) по видимости находятся в априорной независимости своего существования и предполагаемого содержания. Но в них есть одно общее. Они не подлежат процедуре приписывания им каких-либо качеств, поскольку первичнее любых таковых. И неизбежна проблема установления соотнесения этих априори независимых понятий. Но таковое невозможно вне рассмотрения их в контексте смысловой привязанности к вторичным и вспомогательным понятиям. Таким образом, мы оказываемся перед необходимостью пожертвовать тем смысловым слоем этих первичных понятий, который и составляет их идентичность. Но у нас есть и ещё один способ разрешения указанной проблемы. Мы можем позволить себе предположить, что все три понятия, не имея в силу своей примордиальности выхода в актуальность соотнесения между собою в контексте использования сниженного уровня понятийности, не соответствуют предположению о совершенной независимости. Но отсутствие их полагания в какую-либо чтойность выводит факт возможного их рассмотрения за пределы их утверждения в области каких-либо дефиниций в таком «неполагании».