Дюла Чак - Глемба

Значит, поиски надо было вести в ином направлении.

Дабы подсластить пилюлю, мы с женой придумали себе утешительную теорию, будто вовсе и не стремимся выбиться в акулы нового экономического механизма, а специально подыскиваем тихий и скромный уголок, где можно было бы без помех предаваться милым сердцу воспоминаниям о годах детства, прожитых в деревне.

Вот так и занесло нас в Морту — очаровательную деревушку у подножия гор Бёржень, где мы купили пустующий дом по соседству с резиденцией местного священника.

Важным элементом вживания в новую среду мы считали сближение не только с природой, но и с местными обитателями. И последнее — сверх всяких ожиданий — удалось на редкость легко и быстро.

Дом к тому времени уже седьмой год стоял незапертый и незаколоченный, и деревня по молчаливому уговору сочла его общественной собственностью: ребятишки играли там в войну, через повалившуюся загородку беспрепятственно шныряли взад-вперед гуси и утки, равно как и старухи, которые серпом жали буйно разросшуюся крапиву на корм мелкой живности и ходили полоскать белье к ручью; ручеек этот протекал вдоль нижней границы нашего участка, что наполняло особой гордостью сердца новоиспеченных его владельцев.

Поэтому в первый же проведенный там день, когда мы сидели во дворе и строили планы, нас обступили с полдесятка старух и стайка ребятишек: судя по всему, деревне тоже не терпелось взглянуть на новых обитателей. Стоило только мне заверить старушек, что они и впредь могут вдоволь пользоваться растительностью с нашего участка и водою из ручья, как они тут же отбросили свою — естественную в первые минуты — скованность и с явным интересом выслушали наши проекты, что и как мы собираемся устроить в своем доме. Они подивились нашим замыслам и даже исподтишка подхихикивали над нами, но тем не менее с душевной радостью вызвались поискать у себя дома и по соседям желанные для нас предметы крестьянского быта.

Моя жена между прочим упомянула, что нам хотелось бы сложить печку.

— Пе-ечку? — протянула одна из старушек. — Такая работа только Глембе по плечу. Он на все руки мастер. Правда, малость тронутый, зато в любом деле мастак.

— Скажешь тоже! — вмешалась другая. — Какое там тронутый, ежели у человека в Америке мильоны?

— Чего не наболтают попусту, — пренебрежительно отмахнулась женщина помоложе.

— Дыма без огня не бывает! — стояла на своем старушка.

— Вы уж при случае замолвите за нас словечко, — прервал я их спор.

Однако вышло так, что наша встреча с Глембой откладывалась с недели на неделю, хотя мой интерес к нему рос не по дням, а по часам — главным образом потому, что не терпелось увидеть прок от его пресловутого владения всеми ремеслами на свете.

Новообретенное нами человеческое сообщество едва насчитывало восемьсот душ, да и эта численность непрерывно убывала. Два года назад село перестало существовать как самостоятельная административная единица и было присоединено к соседнему, более крупному селению. А в тот год, когда мы обосновались тут, была закрыта и начальная школа. Трудоспособная молодежь и взрослое население по мере возможности оставляли село, во всяком случае на заработки уходило большинство. Черные, согбенные старики да старухи, еле передвигая ноги, тащили двухколесные тачки с поклажей и ярмо своей судьбы по расшатанным шпалам жизненной колеи, все более замедлявшей ход своих составов.

Нас же это беспокоило с той точки зрения, что рабочей силы взять было неоткуда. К примеру, надо было спешно врезать дверные замки, привести в порядок окна, поправить подгнивший во многих местах пол, побелить протекший потолок, перекрыть черепичную крышу, починить дымоход, вновь подвести отключенную электропроводку — всего и не перечислишь, но первое время мы кое-как перебивались. За неимением плотников, столяров, стекольщиков, кровельщиков, каменщиков и электромонтеров мы с горя сами хватались за все дела, но, как говорится, без уменья да без сноровки любое дело загубить не мудрено; так и у нас: не столько проку было от наших трудов, сколько порчи.

Посетители, правда, к нам наведывались исправно, и у нас от приглашений отбоя не было, так что с местными жителями мы, выходит, сдружились; однако рабочий инструмент в подмогу нам никто из них брать в руки не торопился.

С течением времени отыскались два-три старика, кто вроде бы не прочь был подрядиться, но вскоре оказалось, что работники они только на словах и к нам сбежали оттого, что даже у себя дома им работать неохота. Да и у нас-то они ковырялись до тех пор, пока не успевали накачаться палинкой, на которую я — в блаженном уповании на успешное завершение дела — поначалу не скупился. А там, побросав недоделанную работу, горе-мастера удалялись, как правило в корчму, или же мне самому приходилось выпроваживать их восвояси.

Попробовали было мы подступиться к строительной бригаде местного кооператива, но несколько строителей, после долгих уговоров вроде бы склонных пойти нам навстречу, заломили такую цену, что я, окончательно подавленный, заявил: лучше нам разойтись по-хорошему. Конечно, мы и в мыслях не держали заставлять кого бы то ни было гнуть на нас спину за здорово живешь, но нам хотелось рассеять уверенность местных жителей, будто на столичных простаках может нажиться каждый кому не лень.

Вот и выходило, что теперь все наши надежды возлагались на Глембу. Тем более что обитатели Морты, словно желая разжечь наше любопытство, расписывали Глембу как восьмое чудо света. Столяр и каменщик он такой, что под пару ему и не сыскать, и в виноделии-то он лучше всех разбирается, и в садоводстве, и колодцы роет, и телевизоры ремонтирует, даже местную киноустановку налаживает.

Однако ждали мы понапрасну — Глемба не объявился.

— Может, укатил куда? — высказал предположение кто-то из односельчан. — С ним бывает такое: сорвется ни с того ни с сего и неделями пропадает, а где — никому не ведомо.

По наущению жены я дважды самолично наведывался к Глембе, но оба раза калитка оказывалась запертой.

Он жил на окраине селения, состоящего из улочек, змеящихся вкривь и вкось, в самой верхней его части, где дома карабкаются по склону и вплотную подходят к лесу. Небольшой дворик был окружен так называемым плетнем, и ограда эта, вызывающая представление о народной архитектуре прошлых столетий, находилась в безукоризненном состоянии. То тут, то там зеленовато-коричневатые свеженаломанные прутья ярко проступали на фоне серо-бурого старого плетня, как бы подтверждая, что Глемба и в этом деле знает толк.

Чисто подметенный дворик и сверкающий ослепительной побелкой дом с зелеными оконными наличниками и камышовой крышей напоминали экспонат этнографического музея под открытым небом.