Рю Мураками - Хиты эпохи Сёва [litres]

– Да, сэр. А еще едят гратен дория, луковый суп, плов по-индонезийски и все такое.

Хозяин магазина сжал кулаки и стиснул челюсти. Он явно старался сдержать слезы.

– А почему, – скрежеща зубами, спросил старик, причем рисунок его морщин совершенно исказился, – а почему эта оба-сан захотела убить вашего друга?

– Пока еще мы не смогли найти причины ее поступка. Есть мнение, что она сделала это от скуки.

– Ах ты ж черт! В самую точку! – воскликнул старик и вскочил с кресла. – Подождите здесь пару минут.

Он прошаркал в подсобное помещение и вскоре вынес промасленный сверток, который положил на стойку прямо перед Яно:

– В обойме десять патронов. Стоит сто тридцать тысяч иен. Но если ваши намерения чисты, я готов сделать вам скидку. То есть уступлю за сто десять тысяч.

Яно обошел всех приятелей и, собрав деньги, сложил одиннадцать десятитысячных купюр перед стариком.

– И вы продаете оружие просто так, кому попало?

Старик рассмеялся, и морщины разбежались в стороны, словно солнечные лучи.

– Черта с два. Только тем, кому я доверяю. Вы мне нравитесь. Знаете, говорят, что людей переживут лишь тараканы. Но это полная ерунда. Нас переживут только оба-сан.

Вернувшись домой из караоке-клуба, Ивата Мидори думала о своей сексуальности – вернее, о ее отсутствии. В тот вечер Общество Мидори собралось в своем любимом клубе с блестящими серебристыми микрофонами, и с ней вовсю флиртовал молодой торговый представитель. Днем она сходила в салон красоты и сделала себе потрясающий макияж. Все Мидори одинаково серьезно готовились к таким вечерам и обычно выбирали нарядные комплекты либо цельнокроеные платья. Ивата Мидори была необыкновенно благодарна жакету от своего комплекта. Он скрывал и ее выпирающий обвислый живот, и жировые складки на талии, слишком темные и крупные соски, и магнитные пластыри «Пип элекибан» [17] Средство для снятия мышечного напряжения. на плечах. Когда Общество Мидори собиралось не на квартире одной из участниц, а в публичном месте, например в караоке-клубе, Ивата Мидори долго размышляла, снимать пластыри или нет. С возрастом у нее стало сводить мышцы плеч и шеи, и пластыри отлично снимали боль. В клубы она ходила только ради караоке, прекрасно понимая, что больше ей ничего не светит – ни свидание, ни даже флирт, хотя кто знает. Ну а вдруг, – думала она, – а вдруг все-таки попадется мужчина вполне в ее вкусе, а она немножко переберет с алкоголем и потеряет голову, и они окажутся в отеле, и кавалер начнет ее раздевать и тут обнаружит забытые нашлепки на плечах? Невообразимый стыд. И дело даже не в том, что мужчина увидит пластыри. Хуже всего, что в тот самый момент, когда она благодаря алкоголю выпустит на волю свои желания, кавалер увидит ее настоящую реальность и станет ее частью, так что у нее самой пропадет всякое влечение.

Но к чему терзаться, если она уже бредет домой по ночной улице? Ивата Мидори остановилась под фонарем, глубоко вздохнула и попыталась протрезветь. Караоке-клуб находился прямо напротив железнодорожной станции Чофу, откуда было рукой подать до ее жилища. Остальные четыре Мидори отбыли на такси, напевая навязший в ушах мотив из песни Сэйко Мацуды. Ивата Мидори помахала им на прощанье. Оставшись одна, она вдруг почувствовала что-то нехорошее. Такое состояние Ивата Мидори называла «столкновением с грубой реальностью», хотя дело было только в ней самой. Пройдя прочь от станции, она свернула на свой любимый маршрут к дому, на боковую узкую улочку, где поменьше света от фонарей. Справа тянулась ограда большого храма. Ивата Мидори миновала витрину недавно закрывшегося видеосалона. Вдоль храмовой ограды проходила сточная канава, слева же темнели корпуса жилых домов. Было тепло и влажно, и нижнее белье то и дело липло к телу.

Ивата Мидори думала о песнях, которые она исполняла в клубе, и о том, как она танцевала медленный танец с торговым агентом. Все началось с того, что Хенми Мидори крикнула в микрофон: «А теперь внимание, белый танец!» – и запела по-английски какую-то балладу. Ивата Мидори не запомнила названия – в памяти остался лишь тошнотворно сентиментальный мотив. Едва заиграла музыка, к их столику подошло сразу несколько молодых людей с приглашением на танец. Кавалеры выглядели весьма неплохо, но торговый агент превосходил их всех вместе взятых. Едва он взял Ивату Мидори за руку, как Томияма Мидори скривила губы в недовольную гримасу и протянула: «А-а-а, Ватаа, так нечестно!» (ей достался плюгавый партнер с одутловатым лицом и глуповатым видом).

Ивата Мидори поначалу держалась на расстоянии от своего кавалера, юноши с короткой стрижкой и весьма приятными манерами. Но он так легко держал ее руку и так кстати отвечал на вопросы, что мало-помалу она успокоилась. Юноша начал с вопроса, часто ли она бывает в этом клубе. Разговорив партнершу, молодой человек чуть крепче сжал ее пальцы, а другой рукой скользнул вниз и слегка погладил ее по спине. Но Ивата Мидори даже не стала возражать – уж очень у юноши было милое лицо.

– Какой приятный аромат, – заметил он.

– Хвалите мои духи? Да вы никак хотите меня соблазнить? Меня, оба-сан, почти старуху?

– Ни в коем случае. Просто у меня особое отношение к ароматам.

– Это отчего же?

– Мамаша моя содержала поганый ночной клуб.

– Ну зачем же так говорить о матери!

– Нет, что вы, я ее очень уважаю. Но нельзя заставить себя полюбить то, чего не любишь.

– Пожалуй, вы правы.

– И все же мне нравится ваш аромат. Такое со мной впервые в жизни.

Ивата Мидори вдруг осознала, что стоит под уличным фонарем и, улыбаясь, пытается вспомнить все детали диалога. Поглощенная своими мыслями, она не заметила затаившего дыхание Яно, который скрывался в тени храма.

– А что у вас за духи?

– «Мицуко».

Ивату Мидори несколько удивило собственное стремление вспомнить каждое слово из разговора с коротко стриженным юношей. А ведь не так давно она была замужем за человеком, лицо которого теперь совершенно растаяло в памяти. Развод стал очевидным решением, и ей даже нечего было ответить знакомым на их вопросы: «Да что же такое у вас случилось? Что не так?» Образ бывшего мужа настолько истерся, что она уже не помнила его профессию – то ли рекламный агент, то ли частный охранник, то ли Ультрамен [18] Персонаж японского фантастического сериала в жанре токусацу. то ли еще кто. Она даже не могла припомнить ни одного разговора с супругом. Нет, конечно же, они все-таки иногда разговаривали. Но муж был из той породы людей, которые любят поболтать в людных местах вроде уличного кафе и никак не расположены к разговорам, например, в тихом баре, парке или в постели. В кафе его словно прорывало, и он, опрокидывая одну чашку кофе за другой, разглагольствовал обо всем, что придет в голову. Да и темы выбирал не банальные вроде бейсбола, моделей или настольных игр, а такие, которые большинству собеседников показались бы достаточно интересными: ранние детские впечатления, правильный подход к проблеме межличностных отношений на рабочем месте, важнейшие жизненные ценности. Но Ивата Мидори, шагая по темной пустынной улице, так и не смогла вспомнить ни единого слова из его рассуждений. Однако в голове прекрасно отпечатались даже самые незначительные детали глупого и бессвязного разговора с юношей из караоке-клуба. Разумеется, отчасти дело было во времени – с мужем она рассталась восемь лет назад, и супружеская жизнь утекла из памяти, как вода сквозь песок, тогда как партнеру по танцу она подарила на прощание скромный поцелуй всего с полчаса назад. Время чрезвычайно важно. Возможно, важнее всего на свете. Правду ли говорят пословицы? Что время лечит (но и калечит тоже). Ивата Мидори сомневалась в этом. Во многих песнях говорится о том, что время решает самые сложные проблемы и заживляет раны, но в действительности-то проблемы решает тот, кто предпринимает практические действия. А что касается ран, телесных ран, то тут в дело вступают лейкоциты и прочие субстанции. Сердечные раны? Единственный способ прекратить страдания – попросту не страдать, собрать волю в кулак и направить энергию, силы и надежды в нужное русло. Само время не лечит, просто более глубокая рана дольше затягивается, вот и все.