Ольга Птицева - Тожесть. Сборник рассказов

Костя чувствовал этот взгляд, но делала вид, что нет. Пока все звенели вилками, он расхваливал местный тартар, просил повторить выпивку, и все решал, нужно ли говорить о росписи. Приглашать их все равно придется. Странно, если на свадьбе не будет друзей жениха. По дороге Костя решил, что позовет свидетелем Дениску. Но выглядел тот совсем жалко, болезненно даже. Только фотки испортит кислой своей рожей. Странный он какой-то стал. Восковой, нос заострился, глаза впали. На себя непохож. Так про покойников только и говорят, вот блин. Нет, Дениску в свидетели нельзя, надо просить Глеба. Звякнуть завтра и попросить. А лучше все-таки не приглашать их. Давно пора слиться, через год и не вспомним, что были знакомы. Никогда не вспомним.

— На бирже какая-то дичь, рубль падает, как шлюха с моста, а мы сидим в жопе, понимаете? В жопе, — горячился Глеб, приятно пьянея. — Санкции от нас живого места не оставят. Это я вам точно говорю.

Вечер шел хорошо. Чуть вяло, но без сюрпризов. Костя, еще набравший жирка за последнюю встречу, поддерживал разговор, Дениска вяло ковырялся в салате, Янка забилась в угол и пила мартини, переглядываясь со смуглым официантом, турок он что ли? нет, азер скорее, черт ногу сломит. Катя пила воду маленькими глотками и была по-особенному красива, не врут, что бабе ребенок в пользу, даже такой норовистой, как эта. А как родится, глядишь, и перестанем ходить на эти сборища. Появится причина. И никогда больше не придется суетиться и краснеть, вот здорово. Как же здорово.

Они выпили по третьей, похохотали, лениво вспоминая, что раньше то да, а сейчас, ну, такое, прямо скажем, но тоже ничего. Еще минут тридцать, и можно просить счет.

— Ты бы поела, — шепнул Глеб, наклоняясь к Кате.

— Не хочу, — сквозь зубы процедила она и сделала еще один глоток.

— Тошнит? Может десертик? Вон, панна котта твоя любимая. С манго.

Слово прорвалось сквозь шумящую завесу, полную мельтешения, пустой ярости и ядовитой кислоты. В ней Катя не слышала ничего и почти ничего не видела. Только злые глаза сидящей напротив Янки — страшной дуры, колхозницы сраной, кем она себя возомнила-то? Господи, ты себя видела, деточка? Уйди прочь с дороги, и на мужа моего не смотри. Вон, бегает мальчишка с меню, он — твой потолок. Если согласится тебя, жируху мерзкую, трахнуть. А не факт, совсем не факт. Ну да плевать, смотри на нас, смотри, какие мы красивые. Постарайся насмотреться, потому что мы никогда больше, ни за какие деньги, ни за что на свете к вам на встречу не припремся…

— Что? — рассеянно переспросила Катя, стараясь не вдыхать фруктовый дух измены, витающий над столом.

— Может десертик? Вон, панна котта твоя любимая. С манго, — с едкой издевкой в голосе предложил Глеб и мерзко оскалился.

Я убью его, вдруг поняла Катя, приеду домой, возьму нож и очищу, как гребанное манго. Потом разрежу на квадратики и выверну наружу. Тварь, мудак, сволочь гнилая.

— Посчитайте нас, — бросила она пробегающему мимо официанту и схватила его за руку, чтобы не исчез. — Принесите счет, пожалуйста!

У него было лицо восточного джинна. Тонкие черты, узкая бородка, и карие, опасные глаза, спрятанные за пушистой щеточкой ресниц. Какой интересный мальчик, пришло в голову, и сразу исчезло.

— Картой или наличкой?

За столом начали лениво спорить, а может, еще по одной? Или хватит? Глебушка, тебе на работу завтра? Тогда я плачу. Нет, я. Ты в прошлый раз! Ну давай пополам. Ты еще подсчитай, кто сколько съел. И выпил! Дениска, ты сколько выпил? Ой, злющий какой! Дай мне на счастье лапу, брат, такую лапу не видал я сроду! Ну, не злись, не злись, давай обниму. Чего ремень мой не носишь? Носишь? Хороший мальчик. Янка, тебе такси вызвать? Какая тройка, е-мое, забей. Чего там с квартирой? Ничего? Ну и плюнь. Костян, не мельтеши, я оплачиваю уже. Да, ты потом поляну накроешь. Свою только бери, как она? Норм? Ага. Кать, ты замерзла? Бледная очень. Сейчас поедем-поедем. Когда мы в следующий раз? Давайте в двадцатых числах. Спасибо-спасибо, все понравилось, все вкусно. Эй, коктейли были шик, молодца! Доброй ночи! Доброй! Вызовите машинку нам, можно так? Да?..

Джинн из подвальной бутылки проводил их взглядом, дежурная улыбка тут же потухла. Он забрал из меню чаевые, прикинул — десяти процентов чека, конечно, не набралось. Ну и плевать. На вечер три брони и полный бар. А этих, к черту.

Всех их к черту.

Косте тридцать. Именно сегодня, в день, когда должен был, но не выпал снег, Косте исполнилось тридцать лет, и хуже этого ничего не придумать.

Косте тридцать. Между прошлым годом и этим лежит бездонная пропасть. Костя подходит на ее краешек, смотрит вниз, и дыхание замирает, завязывается узлом в легких, встает комом, не сглотнуть. Если долго вглядываться в это кромешное несбывшееся, то оттуда начинают смотреть злые глаза Кости, что так и не получился.

Костя знает, какой он там. Ухоженный, почти лощенный, но без излишества. Борода с острым краем по челюсти, выбритые бакены плавно уходят к вискам. Пахнет он ветивером, эстрагоном и табаком. Рубашка проглядывается из-под свитера, а свитер с таким плетением, что не свитер вовсе, а пуловер. Брюки у него из тонкой шерсти, не достают до щиколоток ровно столько, чтобы виднелись яркие носки. Ну и ботинки. Ботинки, конечно, кожаные, Костя натирает их губкой дважды в день. Тот, не случившийся Костя, не забывает о важных мелочах — вовремя платит за газ и свет, экономит воду, сортирует мусор и даже помощь ежемесячную оформил в какой-то там замудренный фонд. Живет Костя в лофте. Эргономика, хайтек, из окон в ясную погоду видна высотка на Красной Пресне.

Костя, тот самый, что мог бы, да не вырос, работает в опен-спейсе, курирует проекты, пьет кофе с топ-менеджером и читает финансовую аналитику за квартал. Не делает вид, а правда читает. С интересом.

Костя знает, что здоровье — исчерпаемый ресурс, и однажды оно закончится, потому ответственен и непоколебим. Уходит на больничный, когда простужается, сдает анализы, ведет учеты, проверяется в зоны риска, слушает рекомендации и пьет витамины. Костя пломбирует зубы, глотает трубки, сутки ходит с мониторчиком под рубашкой. Говорит с психотерапевтом о детстве, ищет в нем причину тревожности в темное время суток. Врачи Костю хвалят, мол, разумный вы человек, Константин.

У Кости есть девушка. Их практичные отношения выстроены на взаимной приязни и договоре, подписанном в двух экземплярах. Там указано, что сексом Костя занимается трижды в неделю, на отдых улетает каждый сезон, а посуду и полы моют бравые работницы клининга, плата их делится пополам. Ради сохранения видового разнообразия, девушку Костя меняет раз в два года. Девушка мирно переходит в ранг доброй приятельницы. Секс с ней случается без бумажек, по устной договоренности.