Геннадий Дмитриев - Весь мир под крылом

Я потянул на себя, выводя машину на вертикаль, вот уже горизонт лег на капот, и я увидел, что немец не разворачивался для атаки, а пытался уйти, разгоняя самолет в пологом снижении. Нет, я не дам ему уйти, максимальная скорость Ла-5ФН больше чем у «фокке-вульфа», никуда он от меня не денется. Я еще добрал ручку на себя, выполняя три четверти петли с переворотом, и теперь догонял немца, имея преимущество в высоте.

«Ну, давай, родной, еще, еще, — говорил я самолету, — еще немного, и мы догоним его». Я сросся с машиной, рули высоты, элероны и руль направления были продолжением моих рук и ног, сердце бешено колотилось в такт ревущему на форсаже мотору, я уже не существую без самолета, как и он без меня, мы вместе победим, или вместе умрем.

«Фокке-вульф» приближался, если я чуть отдам от себя ручку управления, то через несколько секунд догоню немца, но тогда потеряю преимущество в высоте, а он уйдет на вертикаль.

Немецкие пилоты не любят боев в горизонтальной плоскости, считают их не перспективными, и предпочитают вертикальные маневры. Но пока я выше его, он не сможет уйти вверх, он сразу же попадет в мой прицел, дистанция быстро сократится, и все, ему конец. Хочет он того или нет, но ему придется уйти на вираж. «Фокке-вульф» выполняет вираж за 22 секунды, а Ла-5ФН — за 18, за два или три витка я зайду ему в хвост.

Куда он уйдет, вправо или влево? Большинство людей по природе правши, пилот управляет самолетом правой рукой, а левой — двигателем, потому влево выполнять маневр удобнее, чем вправо. Ему нужно быстро развернуться, пока я еще не прижал его. Конечно, он уйдет влево, только влево! Нужно его упредить, начать разворот на мгновение раньше, иначе будет поздно. Когда же он положит машину в вираж? Сейчас, только сейчас и ни секундой позже!

Я начал разворот одновременно с немцем, не давая ему оторваться. Но сейчас у меня больше скорость, а значит больше и радиус разворота, я сильнее нажал на педаль левой ногой, выполняя разворот со скольжением. Пушки смотрели в сторону фоккера, скольжение гасило скорость, уменьшая радиус разворота. Нет! Никуда ты не денешься от меня! Еще один вираж и он у меня в прицеле, можно открывать огонь. Он хоть это понимает? Да, понимает, несомненно, понимает! Он должен что-то предпринять, что он сделает, чтоб выйти из-под удара? Вверх он уже не уйдет, я выше его, бой на виражах он непременно проиграет.

У нас еще есть запас высоты, небольшой, но есть. Единственное, что ему остается, так это уйти вниз переворотом через крыло, прямо с виража. Выполнять переворот с виража опасно, мгновенно до максимума возрастут скорость и перегрузка, а высота на пределе, ее может не хватить для вывода из пике, но другого выхода у него нет. Рост скорости — это то, что ему нужно сейчас, если я опоздаю с маневром — он уйдет, а мне может просто не хватить высоты для выхода их пикирования, если я пойду за ним. А если не пойду, то потеряю его, пока я развернусь, он уйдет, уйдет на форсаже, а я использовать форсаж уже не смогу, держать мотор на этом режиме можно не более десяти минут, иначе движок заклинит, эти минуты уже истекли, пока я догонял «фоккер».

Когда, когда начнет он маневр? Нет, пока еще рано, он подпустит меня как можно ближе, когда я уже смогу стрелять, и пока я буду прицеливаться, он уйдет переворотом через крыло. Ближе, ближе, еще ближе, так, вот сейчас, вот сейчас бы я начал ловить его в прицел, дистанция метров двести, можно ближе, но ближе он не пустит, конечно, не пустит, я бы тоже не пустил. Теперь пора, если я не ошибся, то он начнет маневр именно сейчас.

Я надавил левую педаль и прижал ручку управления к борту влево, не снижая оборотов двигателя. Мы одновременно ушли вниз, не удалось немцу меня опередить, я правильно все рассчитал. Мы шли вниз, к земле, он умышленно затягивал вывод из пике, «фоккер» в пикировании набирает скорость быстрее «лавочкина», но на выходе я его догоню, «фокке-вульф» хуже выходит из пике, чем Ла-5ФН, более плавно, с меньшей перегрузкой, теряя при этом скорость. Тут-то он и попадется.

Попадется? А если нет? Вот, он уже выводит машину в горизонт, он, конечно бы, потянул вверх, на вертикаль, скорость позволяет, но я вышел из пике раньше, и теперь повис над ним, вверх он уже не уйдет. Высоты нет, вниз уходить просто не куда, а вверх нельзя, остается одно, только на вираж, все же я заставлю его работать на виражах.

Куда он уйдет, куда? Вправо или влево? Влево, конечно влево, он всегда уходил влево. И вдруг как огнем обожгла меня мысль, нет, не влево, а вправо! Он знает, что я жду от него маневра влево, и он, наверняка понял, в результате всех наших эволюций, что вправо мой самолет маневрирует хуже, если не дурак, то понял, а похоже на то, что он не дурак.

Я готовлюсь к левому виражу, и он это понимает, а он уйдет вправо, пока я переложу рули с левого виража в правый, он уже сделает полвитка. Моя машина повреждена, в правом развороте она стремится увеличить крен и опустить нос, нужно постоянно удерживать ее от срыва, радиус разворота увеличивается, и он за два или два с половиной витка зайдет мне в хвост. Тогда мы поменяемся ролями, уже мне некуда будет уйти. Переложить машину из одного виража в другой я не успею, я сразу же попаду к нему в прицел. Нет, вправо, только вправо. Я положил самолет в правый вираж и тут же, немедля, дал очередь из всего оружия. Две пушки и два пулемета одновременно выплюнули огненный смерч.

Немец, буквально, наткнулся на очередь, как всадник на копье, летящее наперерез. Я видел как пули и снаряды рвали дюраль «фокке-вульфа», они прошили его от мотора до стабилизатора, я видел как отвалилось крыло, как вспыхнул бензобак, расположенный в конце фюзеляжа. «Фоккер», разваливаясь на куски и оставляя шлейф дыма, шел к земле, падать ему пришлось не долго, высоты не было. Удар об землю, вспышка, и все, все, бой закончен.

Я набрал высоту, теперь пора возвращаться домой. Небо еще озарялось последними лучами заходящего солнца, а внизу, на землю уже легли вечерние сумерки. Я не помню, сколько времени продолжался бой, не знаю, сколько горючего осталось в баках, не могу понять, в какую сторону нужно лететь.

Компас разбит, на месте указателя топлива зияет дыра от пули. Если бы эта пуля прошла на полсантиметра ближе, то пробила бы мне голову, расплескав мозги по фонарю кабины. Можно было бы сориентироваться по солнцу, но оно уже заходит, вокруг, по всему горизонту пылают зарницы пожаров, и я не могу отличить зарева пожаров от зарева заходящего солнца.

Я остался один в этом мире, как ангел, изгнанный из рая, со своей заблудшей душой, потерявшей направление и чувство времени. Я развернул самолет в ту сторону, где, по моему мнению, должен был находиться наш аэродром. Облака, озаренные последними лучами заходящего солнца и отсветами пожаров, светились последним светом уходящего дня на фоне темнеющего неба.