Юрий Берков - Записки атеиста

— Но у него нет родственников! К нему больше никто не придёт! Поймите же вы!

— Не знаю даже как с вами и поступить… Подождите тут, я посоветуюсь с директором.

Воспитательница ушла, а Юля осталась ждать.

— Почему вас держат тут взаперти, за этой решёткой? Вы что, преступники? — спросила она у дежурившего парня.

— Разные тут есть, — уклончиво ответил подросток. — Некоторые уже в колонии побывали. Если всех распустить, так потом и не соберёшь никого.

— Но если у детей нет дома, нет родных, куда же они денутся?

— Болтаться будут по городу, хулиганить, воровать.

— Но разве все такие плохие? Есть же нормальные дети, потерявшие родителей в катастрофах или из-за болезни.

— Таких мало. Больше лишних.

— Как это «лишних»?

— Ну, от родителей лишённых прав. А кто был хорошим, здесь быстро становится плохим.

— И ты тоже плохой?

— Я не очень, есть хуже.

— И вы всё время здесь за решёткой?

— Да нет. Нас выводят. Группами, с воспитателем. А старших, таких как я, и одних выпускают. По увольнительным. Но только если ведёшь себя хорошо.

— И до скольких лет вас тут держат?

— До 18-ти. Как школу закончат, 12 классов, так и на вольное поселение.

— Это куда же?

— Да кто куда хочет. Можно ехать в любой город страны, где есть работа и дают жильё.

— А чему вас здесь учат?

— До 16-ти лет общеобразовательная подготовка, а потом профессиональная, на разных предприятиях и курсах.

— А ты на кого учишься?

— Я на дорожника. Дороги буду строить. Нужная профессия и платят прилично. А потом, мне хочется поездить везде. Я ведь почти нигде ещё не был.

— А в институты у вас поступают?

— Редко.

— Почему же?

— Не любят у нас отличников. А в институт с тройками не поступишь. Это у девчонок иногда поступают. Но тоже мало.

— У вас тут и девочки есть?

— А как же.

— И вы живёте все вместе?

— Учимся вместе, а живём порознь. В разных группах. Но многие старшеклассники давно уже с девчонками живут.

— Как это?

— Ну… как обычно…

— И ты тоже?

— А я что, рыжий? Я как все. Стыдно быть мальчиком в 16 лет!

— Вы что же, любите друг друга?

— Ха! Ещё как!

— А если она забеременеет?

— Примет таблетки и избавится от ребёнка. У нас многие девки в 14 — 15 лет уже по выкидышу сделали.

— Кошмар! — возмутилась Юля. — Это же вредно для их здоровья.

— А кто их заставляет? Пусть рожают, если хотят. Так ведь ни одна не хочет. Зачем ей ребёнок, если она и сама ещё как следует не жила?

— Но эти девушки грабят себя духовно! Лишают всего светлого и чистого в жизни.

— А где оно, это светлое да чистое? Вы его видели?

— Видела.

— А я нет… Пока ищешь это светлое да чистое, и жизнь пройдёт. Я так понимаю: надо брать от жизни всё, что можешь и пока можешь, а то другие возьмут… Вон директор с воспиталкой идут.

И парень встал по стойке смирно.

Юля узнала мужчину, который увозил вчера Сашу на автомобиле из клиники. Поздоровалась и стала сбивчиво объяснять ему кто она и почему здесь.

— Да, да, я узнал вас. Вы были вчера рядом с Сашей и с каким-то молодым человеком. Ну что ж давайте поговорим. Пройдёмте ко мне в кабинет. Вы извините нашу воспитательницу, у нас тут строго. Она выполняет мои указания. Но Александр, конечно, ребёнок особый, не испорченный. Ему здесь не место. Мы стараемся устраивать таких детей, находим им семьи. У вас, как я понимаю, ещё нет семьи, раз вы приехали одна?

— Пока нет, — смутившись, ответила Юля.

— Вы, конечно, можете оформить опекунство, если конечно у вас есть средства, но, видимо, и средств у вас нет?

— Средства у меня есть.

И Юля рассказала директору про богатого родственника Саши, Георгия Раковского.

— Видите ли, это доходы неофициальные. Сегодня они есть, завтра их нет. Вот если бы сам Раковский усыновил Сашу, тогда другое дело.

— Но сейчас он в космосе. Вернётся только в начале июля.

— Ну, это уже скоро. Каких-то два месяца осталось.

— Но я не хочу, чтобы Саша здесь находился даже месяц.

— Не знаю, как вам и помочь… Мы, конечно, можем отпустить его под расписку, но у вас ведь и жилья нет?

— Я живу в общежитии, одна в номере. Там есть свободная кровать.

— А если к вам кого-нибудь подселят?

— Я улажу этот вопрос. Договорюсь с комендантом. Это ведь на время.

— Ну, хорошо. Пишите заявление.

Юля взяла лист бумаги. — А что писать?

— Напишите, что вы собираетесь стать опекуном Александра Губерта и просите отпустить его на временное проживание с целью более близкого знакомства и проверки психологической совместимости.

Юля написала всё, что продиктовал директор.

— Ну, теперь ещё куда ни шло. Значит, я отдаю вам воспитанника пока на неделю. Через неделю быть здесь. Понятно?

— Да, да, конечно. Спасибо вам большое.

— Не за что. Это вам спасибо, что принимаете участие в судьбе Саши. Такое у нас нечасто бывает. Испорченные дети никому не нужны. Лишние они.

— Я слышала, что у вас многие воспитанники и воспитанницы вступают в интимные отношения. Это правда?

— К сожалению… Тут мы ничего поделать не можем. Если запретить, начнутся всякие извращения, преступления на половой почве. Детдомовские дети лишены родительской ласки, душевного тепла и они пытаются восполнить это физической близостью. Душевное тепло они заменяют телесным. Отсюда и духовная неразвитость, цинизм, неразборчивость в половых партнёрах. С одной стороны они вроде скороспелые, с другой — духовно бедные. Но, должен вам заметить, что такие дети нередко встречаются и во вполне благополучных с виду семьях, при живых родителях, если дома нет любви и согласия.

— Это верно, — согласилась Юля. — Так я могу забрать Сашу?

— Да, да, сейчас его приведут.

Директор нажал кнопку селектора.

— Дежурный по второму этажу слушает, — раздался голос из динамика.

— Приведите ко мне Александра Губерта из изолятора.

— Слушаюсь, гражданин директор.

Через несколько минут в кабинет вошёл Саша в сопровождении дежурного. Он был одет в какую то дешёвую синюю куртку и синие форменные брюки. Увидев Юлю, он обрадовался. Лицо его посветлело, глаза заблестели.

— Что же ты не здороваешься Александр? Или вы не знакомы? — спросил директор.

— Привет… — произнёс Саша, смутившись.

— Здравствуй. А где твой костюм? — спросила Юля.

— Костюм у меня забрали. Здесь все в униформе ходят. Гражданскую одежду выдают только в увольнение и в школу, но меня пока не выпускают.

— У него хороший и дорогой костюм. Здесь нельзя ходить в таком, — пояснил директор. — Его быстро испортят.

— Здесь плохие ребята, — сказал Саша. — Все матом ругаются, дерутся. Меня, правда, ещё не били, но обещали, как только выйду из изолятора.

— За что же? — удивилась Юля.