Татьяна Василевская - Если бы

Они не говорили о будущем. Они вообще не говорили «о них двоих». И Вера не особо задумывалась, что их ждет дальше. Это не важно. Они есть. И они живы и есть надежда. А все остальное не имеет значения. По крайней мере сейчас.

Филимон почти поправился. Он держался, по-прежнему, немного отстраненно. Как будто боясь подпустить ее близко, боясь, что она разрушит его непрочную оборону, которую он с таким трудом воздвигал, в попытках отгородиться от нее. Вере было наплевать на его «маневры» по спасению себя от собственных чувств, по спасению от себя самого. Он был в ее власти, как всегда бывает во власти женщины влюбленный мужчина. И ее радовала эта власть над ним, она предавала смысл ее жизни, дарила надежду на то, что счастье еще возможно.

Вера решила поговорить с Филимоном, когда он выпишется. Он конечно попытается отвертеться, уйти от разговора, но она не даст ему такой возможности. Она возьмет дело в свои маленькие женские руки и большой, сильный Филимон никуда не денется. Ему придется набраться мужества и открыть наконец свою душу перед ней.

Накануне выписки у Веры была важная встреча по работе, и она предупредила Филимона, что приедет на следующий день, когда его будут выписывать. Встреча отменилась, и она все же решила поехать в госпиталь. Она соскучилась и, то, что она снова по кому-то скучает безмерно радовало ее. Она снова живет, снова чувствует. И это так прекрасно!

Вера уже шла по коридору к палате, когда позвонил Филимон.

Когда он попрощался и повесил трубку Вера побежала к дверям палаты, зная, что она уже опоздала и его там не будет.

Кровать была пуста. Свернутый на ней матрац, ясно говорил о том, что пациент, лежавший здесь все последнее время, наконец покинул это место. Вера прислонилась к стене. Все. Она больше не увидит его. Он сделает так, что она никогда его не найдет. Слезы подступили к глазам.

— Ой, а он только, что ушел. Выписался на день раньше. — сообщила, вошедшая в палату медсестра. — Вы, наверно, разминулись, он минут пять…

Не дослушав, Вера бросилась бежать по больничному коридору. «Только бы он не успел уйти! Только бы не успел!» — крутилось у нее в голове пока она бежала до первого этажа. Потому, что если она сейчас опоздает это конец. Он исчезнет из ее жизни навсегда.

Вылетев на улицу она с облегчением вздохнула. Филимон стоял на ступенях крыльца и задумчиво смотрел на парк перед зданием госпиталя.

«Идиот несчастный, ты до смерти меня напугал!» — хотелось крикнуть Вере. Но она была так рада, что не опоздала и что он здесь перед ней, что она просто подошла к нему, чувствуя себя такой счастливой, какой не чувствовала уже очень долгое время.

Как сказал когда-то мудрый доктор Айболит, каждое событие человек должен пережить, не просто пережить, а прожить его внутри себя полностью и потом отпустить. Не держать в себе повторяя его снова и снова. Ведь если этого не произойдет, невозможно двигаться вперед, душа так и останется погруженной в ту боль и печаль в которой она оказалась в самом начале, навсегда. Возможно, то, что произошло с Филимоном явилось тем спасительным клином, который выбил клин расколовший ее душу и сердце, намертво застряв в них. И возможно слезы пролитые над ним принесли то необходимое облегчение, которого она не находила до этого. Они омыли ее страдающую душу и избавили от той непроглядной темноты, в которой она находилась все последнее время.

И пусть это новое чувство будет другим, не таким как то, которое она испытала в прошлом. Пусть оно не будет похоже на то, с которым она жила много-много лет. Но это чувство все равно будет любовью. Не минутной слабостью или увлечением. Не попыткой спастись от тоски и одиночества. Вера чувствовала, что в ее сердце снова живет любовь. И это чувство было прекрасным. Оно давало надежду, оно предавало жизни смысл.

На улице шел снег. Легкий, пушистый. Скоро Новый год. И погода как раз самая новогодняя. Филимон с наслаждением вдохнул холодный зимний воздух. Нужно пережить сегодняшний день, а потом станет легче. И с каждым днем боль будет все ослабевать. Он знал, что это вранье, но сейчас он готов был верить даже заведомому вранью. Лишь бы хватило сил прожить этот день. А дальше он справиться.

— И, что ты бы действительно так и смотался?! — рядом с ним стояла Вера и сердито смотрела на него. От неожиданности он слегка вздрогнул. В ее взгляде обращенном на него была то ли насмешка, то ли презрение. Она смотрела на него не отрываясь. Он выдержал ее взгляд. Повисла пауза. Было ощущение, что они играют в гляделки. «Кто кого переглядит, тот того и съест». Конечно она его съест. Проглотит как кошка мышку. Как всегда.

Вера усмехнулась.

— От чего ты бежишь? — тихо спросила она. — Мы не можем забыть о прошлом. Да я и не хочу забывать и уверена, что ты тоже не хочешь. Но можно просто жить. Прошлое нельзя ни вернуть, ни исправить. Но мы живем в настоящем. И еще есть будущее. Так почему ты хочешь сбежать? Сбежать от прошлого и лишить себя настоящего и будущего? Конечно так как было уже не будет, но будет по другому. Кого ты боишься меня или самого себя?

Он судорожно вздохнул. Вера уже почти кричала. Она разозлилась, значит ей не безразлично уйдет он или останется?

— Вера…

— Ты обещал не оставлять меня. Не уходи. Позволь себе быть счастливым наконец. Не беги сам от себя. Ведь можно быть здесь и сейчас, а не терзаться понапрасну бесконечно обращаясь к тому, что было. Ты слышишь? — по ее щекам катились слезы. Филимон стоял не двигаясь, с непроницаемым лицом, как застывшее изваяние. Она опустила глаза, видимо решив, что ей не достучатся до него, что она не сможет объяснить, что нельзя отказываться ото всего из-за того, что было до этого. Бросив на него печальный взгляд она повернулась и пошла по занесенной снегом дорожке по направлению к воротам.

Филимон смотрел вслед маленькой фигурке идущей по заснеженному госпитальному парку. Сердце разрывалось в груди полковника Филимонова и на какой-то миг у него мелькнула надежда, что сейчас оно не выдержит и наконец действительно разорвется. Но нет, он был на удивление крепок. Вместо того, что бы умереть в самолете по дороге из Сирии, как предсказывал врач, он взял и выжил. И вот теперь стоит здесь, на крыльце военного госпиталя и смотрит как дурак, как уходит от него любовь всей его жизни. А он такой идиот и трус, что сделал все, для того что бы она ушла. Он ведь сам хотел этого, потому, что ему легче страдать, чем наконец, попытаться прикоснуться к этой любви, почувствовать ее.

— Вера! — после ранения он еще не мог орать во все горло и она не услышала слабый крик, вырвавшийся из его груди. Он побежал за ней. — Вера!

Обернувшись она смотрела на него, как он задыхаясь подходит к ней и на лице ее были написаны и злость и радость и сочувствие и даже насмешка, всего по не многу.