Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

— Вова, что с тобой? Может, кто обидел? Успокойся.

А он всё плакал и никак не мог остановиться. Было обидно и стыдно, не маленький же. Для кого-то это пустяк, а для него нет.

Да. Всякое было. Теперь все разбрелись по свету, и нет, кажется уголка страны, где бы не жили, сведённые войной его братья и сёстры. Со многими он и сейчас переписывается. Часто детям рассказывал про ребят и развесёлую жизнь в детдоме.

И впрямь, истории, чаще всего весёлые, и если послушаешь — детство у него было сплошной праздник. А когда отсмеются, нередко Надя замечала, как он пристально на кого-нибудь из детей смотрит, а в глазах — боль, и потом долго-долго ходит и молчит. Видать, мыслями где-то в дальних закоулках своей памяти.

А сейчас хлопочет Надя у себя на кухне, думает свои думки, однако, нет-нет, да прислушается, чем там Володя ребятишек забавляет? А он всё рассказывает какие-то истории:

— Послала меня как-то мамка в сарай, поглядеть, как там Зорька, она вот-вот должна была отелиться. Захожу, а там — волк! Я вилы схватил и на него, он руки-лапы вверх поднял и говорит:

— Дядя, ты меня прости, это я был голодный, а так бы в сарай не полез. Возьми меня к себе жить, я дом у вас сторожить буду. Только корми меня, и чтобы ребятишки не обижали.

С тех пор он у нас живёт, а назвали его Рексом. Видели, какие у него острые зубы и какой он серый? Он же волк, но ручной.

— Пап, — начал что-то соображать Ванятка, — а Рекс, правда, волк? — Соображать-то соображает, а толком понять не может, что отец шутит. Тут же решили проверить Рекса. Стали одеваться, спорят, галдят. Надежду досада взяла, не выдержала, пошла в зал и стала сердито Володе выговаривать:

— Куда ты их направил? Отец называется, мелет что попало, а вы и рады. Нет, чтобы матери помочь, так они забавляются.

А Володя лежит и только посмеивается. Говорит ей:

— Мать, пускай проветрятся, да заодно и Рекса покормят. Плесни и ему чего-нибудь, в честь праздничка.

Ребятня высыпала на улицу, гладят и разглядывают Рекса, как будто в первый раз видят, а сами удивляются.

— Как мы раньше не догадались, что Рекс — волк. Весь серый.

Вернулись. Опять за своё: «Пап, расскажи ещё что-ни будь».

А Володя уже приготовил им новую историю. Начал:

— Ладно. Слушайте. Вот вырастите вы большие, а мы с матерью будем уже старенькие. Приезжаете вы к нам в гости. Слышим, по улице бегут и кричат: «Ваш Ванька приехал. Глядите, вон едет!» Выходим мы с матерью — и правда. А приехал он на своей новенькой «Волге» с женой-красавицей. Сам военный — полковник, весь в орденах, ремни скрипят, медали звенят…

Ванятка слушает, прямо рот открыл, глазёнки блестят, боится моргнуть и всё жмётся к отцу. Что ты, будущий полковник!

— Вытаскивает он из машины чемоданы с подарками, чемоданы здоровенные. Все ахают, мы с матерью тоже. Открывает он первый чемодан, а там шерстяной отрез на платье матери, как у жены директора совхоза, Игоря Алексеевича. Даже лучше.

Только мы за стол, слышим, гудит самолёт. Глядь, а это Алёшка на самолёте прилетел. Покружил над деревней и сел за огородами. Вся деревня высыпала глядеть. Вылезает Алёшка в кожанке, в шлёме, как у космонавтов. «Здравствуйте, — кричит, — это я специально на самолёте прилетел, а то подарки тяжело везти». Давай мы их выгружать, а как кончили, все соседи стали его просить, чтоб покатал. Стал он всех по очереди катать.

Тут Алёшка не выдержал, он аж вспотел, а на носу у него висит капля, но он ничего не замечает. Просит отца:

— Пап, можно я воспитательницу Арису Петровну покатаю?

— Катай, сынок, что нам жалко? Потом стали чемоданы открывать. Достаёт матери туфли — её любимые, как у жены директора совхоза, Натальи Васильевны. И ещё много всякого добра.

Наташка не выдержала, стала ёрзать, чтобы и на неё обратили внимание, а отец не спеша продолжает:

— Только мы хотели опять за стол, вдруг видим, — в конце деревни показалась телега, запряжённая коровой, а на телеге сидит наша Наташка в рваном платье, под глазом синяк, а на возу с узлами семеро сопливых ребятишек, и все без штанов.

Наташка переменилась в лице, губы дрожат, глаза, полные слёз. Она хлоп-хлоп ресницами, а слёзы только брысь — и покатились, как бусинки. Но пока в голос ещё не ревёт, а просто глядит и не сообразит: за что же с ней так, и как это можно, чтобы все семеро ребятишек были сопливые, и главное — без штанов?

Тут из кухни влетает с полотенцем Надежда, она хоть и в полуха, а всё слышала, и давай полоскать Володю.

— Ты чего это над девчёнкой издеваешься? Не видишь, что она сейчас вот-вот заревёт? У тебя что, совсем крыша поехала?

— Мать, так я что поделаю, если её муж выгнал?

— Я тебя сейчас самого выгоню, — и давай его понужать полотенцем, а заодно и «полковника» с «лётчиком». — Пошли, доченька, не слушай ты его, дурака набитого. Отец ещё называется.

— Куда вы? Я же ещё не всё рассказал, — смеётся Володя. — Наташа, не уходи. Мы тебе разве не родня? А братья на что?

Та подумала и согласилась. Надя хлопнула дверями и ушла на кухню к своему пирогу. Минут через пять слышит, зовут её, зовут все хором, и Наташка пискливым голоском тоже тянет:

— Мама, иди сюда. У нас самое интересное сейчас.

Пошла в зал. Там та же картина. Володя лежит на диване, ребятишки вокруг, только Наташа в сторонке примостилась на краешке дивана, но лицо у неё ещё обиженное.

— Ну, что ты, мать? Тут самый разгар гулянки, подарки делят дети наши, те, что привезли. А ты ушла. Вань, доставай свой здоровенный чемодан, показывай матери, что привёз.

Ванятка не поймёт, что от него хочет отец и в чём дело, а отец спихнул его с дивана и приказывает:

— Доставай чимодан, кому говорю. Он же под койкой.

Полез Ванятка под кровать, вытащил облезлый чемодан без ручки. Там обычно лежали альбомы, фотографии, разные бумаги.

— Открывай, — командует отец.

Открыл крышку Ванятка, а там — два больших свёртка. Разворачивает один, шуршит обёрткой, а Надя замечает, что бумага не сельповская. Она в городе в ЦУМе такую фирменную видела… Вот тебе и на! И впрямь, шерстяной отрез цвета морской волны. Ванятка аж опешил, а отец лежит и посмеивается.

— Мать, это тебе сынок такой подарок привёз к празднику. Ну, чего ты, бери. А ты сынок, не стой как чучело, разверни и прикинь, к лицу ли матери такой цвет. Действуй.

Ванятка уже и не знает чему верить, где здесь правда, а где вымысел, и как себя вести. Только забормотал:

— Мам, только такой цвет был.

А отец снова:

— Ну, а сестре-то что-нибудь на праздник привёз? Доставай.

Тут Ванятка вытаскивает второй свёрток, а он ещё больше первого. Наташка, как бесёнок, кинулась в общую кучу, растолкала всех, спрашивает у брата:

— Вань, а что ты мне привёз?

Сопит Ванятка, шуршит бумагой, уж слишком огромный свёрток и перевязан бумажным шпагатом. Алёшка сбегал за ножом. Разрезали шпагат. Батюшки! Новёхонькое пальто! Наташка с радости аж засмеялась, звонко так, как колокольчик, и скорее к зеркалу — примерять. Это уж как у девчёнок водится.