Антон Евтушенко - Симптом страха

ИНТ. На это нужна определённая смелость.

А. Н. О . Может тогда это казалось смело, но на многие даже менее героические вещи мне часто не хватает смелости до сих пор. Например, поговорить кое с кем кое о чём. Как видите, не хватило храбрости даже сказать сейчас — с кем и о чём. Это не имеет отношения к переводам, религиям, книгам — это совершенно личные, почти бытовые вещи. В чём-то признаться, за что-то попросить прощения. Конечно, и на многое другое тоже. Под псевдонимами всё это делать гораздо проще, но есть вещи, которые можно говорить только от своего лица. И вот это бывает очень страшно.

ИНТ. Чем пересилить этот страх, чтобы дойти до конца и сбросить маски?

А. Н. О . Я думаю, убеждением. Чтобы идти до конца, как протестующий монах, надо иметь силу, которую даёт только искренняя убеждённость. Ну, а маску по-прежнему я не готова сбросить. Ещё не настало время.

В ближайшие десять лет Нэнси не увидит Глеба. В сущности, в какое русло соскользнёт его жизнь после той их последней встречи, останется загадкой. Он или стал другим и расплевался с прошлым, или навсегда ушёл в заразу оголтелого релятивизма. Какой бы путь-дорогу не выбрал Глеб, подступы-маршруты его и Нэнси не могли и не должны пересекаться. Она же, не желая воплощать последствия, не будет и пытаться выведывать его судьбу.

После сетевой публикации «Стихов» Клубу пришлось вынашивать рекомендованную шапку-невидимку. Дело, как и предсказывал Глеб, развалилось раньше, чем оно стало кормовой базой некоторых чекистских бонз. «Шахиды» затаились, ожидая вердикта общества. И общество откликнулось, вынесло вердикт. В 2010-м на свет появился восьмисотстраничный сборник в твёрдом переплёте. Под обложкой два романа на русском — «Гримус» и «Сатанинские стихи» — без библиотечной книжной маркировки, без международного идентификатора издания. Книга по праву могла считаться несуществующей, наподобие Пегаса — мифологической крылатой лошади, которую никто живьём не видел, но о которой говорят и пишут. Впрочем, у Лены Милашевич на этот счёт никаких сомнений нет. На двадцать восьмой день рождения фолиантовый «пегас» долетел до именниницы, тем самым сбыв предречение Анны Нэнси Оуэн: Ленка таки получила лироэпическую инвективу рыцаря Рушди в подарок!

Представленные материалы первой идеологической диверсии клуба имени Хитоси Игараси оказались поражающе уместными, в первую очередь, для самих исполнителей диверсии. Действуя совместными усилиями сообщники превзошли самих себя в простой сумме действий каждого отдельно взятого участника, по счастливой случайности или тонкому расчёту гэбиста Иванголова, оставшихся для полковника Гарибацхелии в спасительной тени камео главного «клубного» инспиратора. Эта тень стала настолько густой и прочной, что до сих пор многие, знакомые по долгу службы (или от простой пытливости ума) с переводами таинственного A.N.O. полагают, что за трёхбуквенной аббревиатурой скрывается один отдельно взятый человек. Это не так. Сложный перевод романа Салмана Рушди «Сатанинские стихи» появился благодаря силе командной работы. По отдельности они едва ли смогли достичь успеха с переводом.

После «Сатанинских стихов» Рушди с периодичностью в год были пущены в народ «Некрономикон» Абдулы Альхазреда и несколько работ Алистера Кроули, в том числе его известное «Евангелие от святого Бернарда Шоу». Было отсканировано и вычитано клубом:

Никос Казандзакис. Последнее искушение Христа.

Николай Псурцев. Голодные призраки.

Спустя десять лет после осуществления первой диверсии тайного клуба имени Хитоси Игараси, Анна Нэнси Оуэн продолжает скрываться под маской анонима. Нэнси продолжает носить маску, полагая, что время разоблачения ещё не наступило. Для свободного признания нужно сбросить страх, но именно страх сейчас культивируется, как никогда рьяно, симптомы заражения им общества видны невооружённым глазом, слишком очевидны, чтобы этого не замечать. В наше время бесконечных исторических саг война продолжается, размывая всё более границы объективного. Эти саги уже срубили (и срубят ещё) массу читательской любви. Вопрос, не боюсь повториться, в том, насколько она коррелируется с правдой? Поиск правды чреват открытиями, он может породить сомнения в том, во что мы прежде свято верили. Нужна ли такая истина? Время покажет.

В сентябре 2017 года в Москву по своим каким-то личным делам заехал на пару дней мой приятель и наставник по бегу Илья. Мой — значит, автора этой книги. С Ильёй — крупным, крепким, со стрельчатыми бравыми усами на энергичном, вечно хмуром лице — я водил знакомство годом раньше, когда оба готовились к весенним стартам мультигоночной «Лиги чемпионов». Мы быстро сошлись на почве общих интересов, и я, чувствуя мастерство и технику нового знакомого, уговорил его меня наставничать. Многие хорошие дела решаются спонтанно, и моё участие в полумарафоне стало неожиданностью для Ильи, который практиковал до этого легкоатлетические кроссы, но из солидарности со мной выбежал и «половинку» 67 67 забег на полумарафонскую дистанцию 21,1 км. . Честно говоря, Илья типичный контрол-фрик, то есть имеет определённое стремление, я бы сказал, на уровне инстинкта, доминировать во всём, что происходит в жизни. У кого-то эта тотальность направлена на окружающих, у кого-то внутрь, на самих себя. Из первых получаются монархи и вожди, а из вторых выходят менторы и пастыри. Илья расположился где-то посередине этой разносортицы, умудряясь совмещать в себе дихотомические качества порфироносца и наставника.

В институтские годы у него не сложилось достаточно любезных сердцу связей, и он женился только потому, что где-то у него было помечено: к двадцати пяти обзавестись семьёй. Семья рассохлась на третий год, и эти отношения катились по инерции, пока он не забредил триатлоном, вскоре перекинувшись на исключительно трейловые 68 68 от английского trail — тропа; спортивная дисциплина, подразумевающая бег по природному рельефу. гонки.

В спорте, в сути, нет ничего предосудительного ровно до тех пор, пока это не становится пунктом. Человек с пунктиком — скорее, оказия с ложной предпосылкой (а не простое чудачество, как многие думают), для родных и близких, ко всему, чудовищная провокация. С некоторых пор Илья живёт в лесу (идеальное место для бега по пересечённой местности на результат) в прогнившем деревянном срубе (не даёт прокрастинировать и развивает силу воли), в каких-то совершенно диких условиях, в которые он по очереди кунает отца, сына и бывшую жену.

Я не мог подумать, что моё участие в полумарафонской дисциплине будет воспринято учителем, как дерзкий вызов его ученика. Памятуя о его особенности (о которой я на тот момент не знал), можно прийти к полезному выводу: не удивительно и нормально, что Илья дал себе зарок пробежать через четыре месяца московский марафон. Удивительно было другое: двадцать один километр, которые я преодолел, откровенно, на изломе физических усилий, оказалась для него чем-то вроде прикидочного старта перед дистанцией, вдвое большей прежней.