Антон Евтушенко - Симптом страха

— Я что-то слышала про чёрные иконы, — призналась Нэнси, — вернее, читала у Лескова. Он писал, что за этим могут стоять старообрядцы, что это такой их способ бороться с интервенцией Запада.

— Ну, вы вспомните ещё Ветхий Завет и пророка Моисея, — фыркнула Ира, — что водил сорок лет евреев по пустыне и которому никто не верил. Староверы здесь при чём? Их успели обвинить уже во всех смертных грехах, кажется, только что масонам уступают по популярности конспирологических теорий. Чёрнокнижные иконы, как раз, дело рук столь любимых Иванголовым сатанистов. А этот маг сам же, наверно, их и штамповал на каком-нибудь ризографе. Я бы так делала, чесслово!

— Всё логично! Если есть Библия Дьявола, почему не быть тогда дьявольским иконам, — высказался Бомба. — Непонятно другое. Есть иконы, писаные по православному канону, где присутствуют изображения нечистой силы. Как относиться к ним? Да и пентаграмма Дьявола может трактоваться очень двояко. Общеизвестно, что пятиконечная звезда символизирует четырёх евангелистов и Христа.

— А что за канонические иконы с изображением нечисти? — спросила Ленка.

— Как же? — удивился Стёпа. — Икона Страшного суда Иоанна Богослова, например. Там тебе показано и вечное блаженство в раю, и вечные муки в аду со всеми, так сказать, пикантными подробностями.

— Есть ещё икона Иоанна Лествичника, — предложила свой пример Ира. — Та, что с лестницей, помните? Там прям черти нарисованы, что тянут грешников в свой ад.

— Или Святой Георгий Победоносец, поражающий змея, — вспомнился классический сюжет Нэнси.

— Тоже верно, — согласился Стёпа. — Очевидно же, что змий — символическое изображение Сатаны.

— Не стоит излишне мистифицировать иконопись, — возразил Глеб. — Это вульгаризм.

— Что позволено Юпитеру, не дозволено быку! — ехидно сказала-выдохнула Ира. Быть на ножах с Глебом для неё, походже, стало штатным вариантом времяпровождения и едва ли не будничным пассажем. — Как сатанистов мешать с фашистами, так это мы обеими руками, а если вдруг косой взгляд на православие, так держите меня семеро.

— А православие здесь ни при чём, — спокойно возразил Глеб. — Просто, если малолетка малюет звёзды на небе, вычерчивая их пятиконечными, это ещё не значит, что он увлекается оккультными науками или, наоборот, склонен к монашескому постригу. Икона не есть Бог, а змий не есть Дьявол. Люди молятся не материальным знакам — левкасу, краскам или доске, а духовным — божественному или сатанинскому началу. Это уж кому что, — он выразительно посмотрел на Ирину. — А спутать адописные иконы с каноническими невозможно. Я знаю, о чём говорю. Я их видел своими глазами.

— Было бы тоже любопытно посмотреть, — сказала Нэнси.

— Это вряд ли, — бесцеремонно сказала Ира.

— Отца порезали в пьяной драке, — объяснился Глеб, — два с половиной года назад. Бутылку или сдачу не поделили, шут их знает. В больнице он наказал снести мне доски колдуну. Не знал, что в это время в квартире мама разделывала иконы топором. Он умер на четвёртый день, всё время бредил, а за день до кончины перестал вообще кого-либо узнавать. Врачи диагностировали болезнь Паркинсона. Его убил септический шок, а не лихая кабацкая поножовщина. А Димир с тех пор не объявлялся.

— Извини.

— Да ладно. Всё нормально, Нэнси. — Глеб тряхнул головой. — Давайте, что ли, танцевать?

— Ну наконец-то, медлячки, — томно вздохнула Ленка, откровенно уставшая от разговоров.

Через пылких полчаса набившие оскомину Брайан Адамс и Род Стюард, отправились по следам Викернеса, и «камрады», как ласково именовала Ленка своих гостей, затребовали хлеба после зрелищ.

— Девочки приглашают мальчиков, — давилась смехом Милашевич, раскладывая на кухне по тарелкам принесённую Тарасом нарезку сырокопчёного суджука, перемежая аккуратно нарезанные овалы колбасы ломтями пресного чурека и солёной брынзы. — Это я здорово придумала!

Нэнси, натасканная хозяйкой, деловито шарила по нижней полке холодильника, выискивая банки с маринованными томатами и корнишонами, консервированными персиками и баклажанами. Являя собою хрестоматийный пример неутомимого гастрономического экспериментаторства, Ленка, заняв рот болтовнёй, а руки сервировкой, умудрялась ещё и рыскать глазами в надежде если не припомнить, то, во всяком случае, наудачу отыскать энзешную бутыль марочного коньяка, оставленную где-то здесь с прошлого «гуденья».

— Вы с Глебом весьма недурно смотрелись в паре, — искренне призналась подруге Нэнси.

— Правда? — безразлично-скучающим тоном уточнила Ленка, но было видно, что эти слова на неё подействовали сильно.

Она хотела что-то спросить, но осеклась: на кухню стремительно вторгся Глеб, словно его силой сдерживали в коридоре и вот ему удалось вырваться. Он прятал руки за спиной.

— Угостите деликатесом! — попросил он.

Ленка поддела вилкой тонкий ломтик колбасы и отправила в распахнутый рот Иванголова. Тот демонстративно причмокнул от удовольствия.

— Смотрите, что захватил ваш непьющий, но зрелый, а потому прошаренный друг! — Хранящей дланью он приоткрыл завесу тайны, обнажая синий ярлычок на янтарном пузе тарного стекла.

— Бог ты мой, — вскрикнула Ленка и бросилась на шею Глебу, сбивая кепку с головы. — Кальвадос!

— Не святотатствуй! — строго осадил Глеб и рассмеялся самому себе, но больше — поведению девушки. — Можно откупоривать и разливать!

— О ты чудо, Бигл! — Она звонко чмокнула его в щёку, промахнулась и попала в заострённую скулу. Зачем-то отёрла место поцелуя, хотя губы не были крашены, бросила через плечо «Я щаз-з!» и ускакала вручать бутылку разливающему Бубе.

— Ох уж это гендерное воспитание с их дидактическими играми, — небрежно бросил Глеб, увлекая за козырёк бейсболку и снова нахлобучивая набекрень к макушке. — Никогда не понимал этих дружеских обнимашек. Детский сад — и только!

«Просто ты ей нравишься» — хотелось сказать недальновидному «прошаренному другу», но Нэнси из скромности решила деликатно промолчать. Не её это дело, в конце концов. Там сами разберутся, без неё.

— Помоги открыть банку, — попросила она. — И эту тоже, и эту.

— Ты действительно хотела бы взглянуть на чёрную икону?

Свой вопрос Глеб сопроводил хлопками откупоренных консервов. Нэнси неопределённо пожала плечами. Может быть, говорил её жест, может быть, я не решила. Глеб щёлкнул пальцами — чуть было не забыл!

— Есть одно особенное место, — сказал он, — километрах в полуста отсюда. Так село не село, деревнюшка на пятнадцать двориков. Есть там недействующий храм с часовней-крохотулиной, про него мне отец ещё сказывал, а тому колдун. Короче, в том храме перед алтарём на иконостасе, среди прочих, висит икона. С виду обычная — с изображением святого, но на деле бесовская. Икона современная, писали её в девяностых, тогда приход действовал ещё. Вносили в храм на полотенцах, с молебном, как полагается. Никто и думать не думал, что лик уже освящён чёрным бесовским обрядом. Богомаз оказался с червоточинкой: под слоем левкаса пририсовал святому рога, а доску снёс чернокнижнику.