Рудольф Слобода - Разум

На совещании я узнал, что в редакции есть два сценария новых авторов. Но материалов было мало. Наконец заведующий задал мне вопрос, пишу ли я что-нибудь. Я ответил, что раздумываю над темой. Упомянул о своем замысле с Дон Жуаном. Заведующий сделал кислую мину и сказал:

— Нам нужна тема из современной жизни. Я бы приветствовал историю, герой которой любит свою работу и по всем статьям современен. Ты же знаешь жизнь, мог бы что-нибудь этакое изобразить.

Я кивнул.

Другой сотрудник добавил, что существует стипендия для того, кто намерен пожить в той или иной среде, откуда можно черпать материал. Он знал, что такие формы поиска темы я не признаю, но вслух я не выразил своего неудовольствия. Напротив, сказал, что как раз собираюсь предпринять нечто подобное: отправиться на какой-нибудь машиностроительный завод. Заведующий заметил, что о машиностроителях уже написал Дьетль. Одна редакторша высказала предположение, что я написал бы об этом лучше. Я промолчал.

— А что, если взять какой-нибудь сельский кооператив? — спросил заведующий.

— Кооператив и у нас есть, в нем работает моя мать, — возразил я.

Но все пять коллег имели в виду кооператив в другом месте, куда мне следовало бы поехать, некий сказочный кооператив, где сплошь молодые инженеры и где возникают лишь такие проблемы, какие мы видим в новейших авангардных фильмах. Коллеги знали, что время от времени я хожу в ЕСК помогать матери и что кооператив для меня — дело знакомое, но им казалось, что настоящие кооперативы с настоящими проблемами обязательно где-то далеко, куда никому ехать не хочется и где приходится долго и трудно осваиваться. Там живут настоящие герои, истинные словаки. А под Братиславой — разве тут может быть кооператив, о котором стоило бы писать?

Я сказал:

— О кооперативе я уже написал один сценарий.

— Ну и что? — удивляется заведующий. — Можешь написать и два и три сценария.

— Но в общем-то эти проблемы должны решать экономисты и инженеры, а зрителя, который в этом деле ни черта не смыслит, такой фильм не устроит.

— Однако у людей в кооперативах есть и такие проблемы, которые понятны всем, — говорит другая коллега.

— Тогда почему не может быть фильма о кооперативе в Новой Веси? — спрашиваю я.

Все призадумались. Заведующий улыбнулся.

— Почему же, вполне. Но все-таки неплохо бы тебе поехать куда-нибудь в другое место, и в других местах живут люди, и наш долг — охватить своими темами все области Словакии. Съездил бы ты хоть раз в кооператив, где овцы, бача [5] Старший овчар, чабан (словацк.) . , ты бы глаза вытаращил — сколько всего могут нарассказать о себе люди.

Я согласился.

Однако заметил, что кооператоры будут рады, если я напишу для них сценарий о бабнике, о донжуане, поскольку и у них с такими людьми бывают проблемы.

Кое-кто засмеялся.

— Не это главное, — говорит заведующий, — это все вещи, которые развлекут людей, но ничего не дадут. На другой же день они забудут об этом. Надо идти вглубь. Решительно! Не боясь трудностей!

Я сказал:

— Вы видели несколько критических советских фильмов и теперь все жаждете общественной критики. Все время хотите того, чего, по сути, не знаете. А что, если я напишу такой фильм, как «Премия»? Кто из вас признает, что это настоящие проблемы? Но если мой сценарий хоть на йоту будет отличаться от «Премии», вам покажется, что я перегнул палку.

— Ты слишком заносишься. Если бы ты скромно собирал материал о тех, кто обеспечивает нам существование, если бы ты действительно старался понять их, так тебя бы не волновало, хорошо ли это будет или нет…

— Как? Меня не должно волновать, хороший ли будет фильм или плохой? — вскричал я.

— Это уже второстепенный вопрос, Естественно, фильм должен быть хорошим. Но не можешь же ты писать о мерза…

— Почему? — спрашиваю.

Заведующий поглядел на своих подчиненных, черкнул карандашом в блокноте и с серьезным видом сказал:

— В спорах никогда не рождается искусство. Они вредят работе.

— Ошибаешься, — сказал я. — Спор — прежде всего диалог. А без диалога… Собственно, вы этим доказываете, что не способны принять истинно живой, острый сюжет, поскольку и в повседневной жизни не привыкли воевать.

Коллега обронила:

— То-то ты навоевался в Новой Веси. Еще бы — разбить несколько тарелок, оттаскать жену за волосы…

Заведующий осадил ее строгим взглядом. Но я не рассердился. Она была права. Однако писательская битва — дело иное.

Другая коллега сказала:

— Ты ужасно нас презираешь. Будто мы какие-то бюрократы. Каждый идет тебе навстречу, каждый выслушивает все твои выдумки, но посоветовать тебе — как бы не так. Раз мы коллектив, ты должен считаться с нами хотя бы настолько, чтобы объяснить, что ты собираешься делать. Тебе же лучше. Если кто-нибудь придет с подобным материалом после тебя, мы будем знать, что ты додумался до этого раньше.

Я повернулся к коллеге, собираясь ответить ей: если до чего-то додумался я, так другой не может додуматься до того же самого. Но это опять выглядело бы дерзостью.

Заведующий перешел к следующему пункту совещания.

Когда мы обсудили, все вопросы и заведующий ушел, коллеги захотели пойти со мной на мировую — они не выносили напряжения. Пытались объяснить мне, что они безоговорочно на моей стороне, хотя нельзя забывать и о тактике. Надо уметь преподносить свои мысли.

Коллега вытащил из портфеля бутылку водки и сказал:

— Все ясно. Надо только иметь выдержку. И стараться говорить о теме так долго, пока коллектив не поймет ее.

— Мы что, по-твоему, идиоты? — возразила коллега.

Другая сослуживица раздала стопочки, и мы выпили. Я — не до дна, но все-таки нельзя было быть уж такой свиньей, чтобы продолжать препираться. Я сказал, что для меня было бы лучше всего взять какое-нибудь уже признанное произведение и обработать его для фильма. Почему бы заведующему не предложить мне чего-нибудь этакого?

Дискуссия в конце концов обернулась против заведующего. Отчихвостили его, распекли как могли, и выяснилось, что всему, собственно, виной он. Хотя на самом деле это не так. Полагаю, здесь все из одного теста.

Когда бутылка была выпита, мы сварили кофе, а потом стали думать, куда бы еще завернуть. Договориться было непросто. Я лично в последнее время не любил ходить в кафе, мне везде было холодно. В кафе по большей части или душно, или сквозит. И полно всяких посторонних людей, которые беззастенчиво разглядывают тебя, а то и вовсе подсядут и давай выговаривать, почему-де мы не сделаем наконец приличный словацкий фильм. Объявись в обществе датчанин или ирландец, никому и в голову не придет терзать его уровнем их кинематографа. Но словаки о своих фильмах много толкуют, и их бесит, что они гораздо хуже, чем фильмы Центральной Европы. Так ли это? И словацкие фильмы делаются на определенном уровне — хотя наш народ это недооценивает. В свое время нам казалось, что нас, словаков, мало. Но на территории Словакии живет пять миллионов человек — а это уже приличное сообщество, экономическое и культурное. Было бы куда хуже, будь нас больше. Я вполне доволен, что не являюсь представителем многочисленного народа. Ложная гордость своей множественностью никого не спасет. Личность, в конце концов, не виновата в том, что принадлежит к тому или иному народу — малому или большому. Свою национальность мы не выбираем. Естественнее, на мой взгляд, гордиться тем, что ты высокого роста.