Элеонора Браун - Мой собственный Париж [litres]

В целях исследования я вознамерилась в точности повторить маршрут моей бабушки. Так что мы направились из Нью-Йорка в Саутгемптон в Англии, что оказалось намного веселее, чем это звучит. Потом мы сели в поезд до Лондона и потом прибыли в Дувр, что звучит почти так же весело, и, наконец, паром до Кале и еще один поезд до Парижа, что было еще менее весело, в основном потому, что к этому времени мы уже очень-очень устали.

Идея путешествовать а-ля 1923 год казалась очень романтичной, но я должна вам сказать, из своего горького опыта, что насколько бы отстойным ни был перелет на самолете, это вполовину не так плохо, как поездка длиной в десять дней, вместо десяти часов.

Но мы наконец-то прибыли, и я начала свое приключение с целью исследовать Париж, как это сделала моя бабушка. Я составила список всех мест, о посещении которых она упоминала, – от Американской библиотеки, где она работала, до сада Музея Родена, где она каким-то образом умудрилась организовать свою собственную экскурсию, а также кафе, которые были популярны среди художников и эмигрантов в 1920-х. И я приступила к посещению этих мест. Каждый день я вставала, планировала, куда пойду, готовила свою камеру и блокнот и уходила изучать этот город.

С моим планом было только несколько проблем.

Прежде всего, если в Париж попасть вполне реально, то в Париж 1924 года – нет. Париж моей бабушки не был тем Парижем, в котором была я. Почти век отделял эти два города. Да взять хотя бы всю ту модернизацию, происходившую все эти годы, к лучшему или к худшему.

Во-вторых, я – не моя бабушка. Когда она отправилась в Париж, ей было слегка за двадцать, она была очаровательно наивна, да и к тому же почти девчонка в свои двадцать с чем-то. У нее была та самая невинность с широко раскрытыми глазами, которая делает первую поездку за рубеж такой восхитительной, и она вырвалась на свободу от своей традиционной, баловавшей ее семьи. Я, по сравнению с ней, была старой – почти под 40, тот возраст, когда единственное, от чего бежишь, это мрачная реальность, в которой, несмотря на все усилия, мы превращаемся в наших родителей.

Да и потом, конечно, был Париж.

В первую неделю в Париже я чувствовала себя хорошо. Но потом понемногу я стала понимать, что была несчастлива там. Здания были прелестными, но из-за архитектурной стандартизации, навязанной городу Бароном Османом, большие районы его выглядели удручающе одинаковыми.

Еда была хорошей. Просто хорошей.

Парижане были не настолько грубы, как я об этом была наслышана, но и особо милыми они тоже не были, тем не менее, Боже милостивый, это те люди, которые знают, как носить шарфы. И везде были толпы народа, толпы.

Музеи были настолько заполнены, что едва удавалось рассмотреть картины. Кафе были настолько полны посетителей, что все в них сидели в тесноте, соприкасаясь локтями с сидящими рядом. Курить в помещениях было запрещено, поэтому все курильщики ели за прелестными столиками на летних площадках, в то время как некурящие толпились внутри.

Он не был ужасным. Он был… просто городом. Париж невероятно популярен в Японии, настолько, что некоторые японские туристы обнаружили у себя психическое расстройство, известное как Парижский синдром. Он проявляется в таких физических симптомах, как головокружение, потливость, а также в психических, включая галлюцинации, паранойю и депрессию. Ooh là là!

Причинами такого расстройства являются сильный культурный шок и переутомление. Но главная причина – это та драматическая разница между идеализированным образом Парижа, представленным в японских медиа, и реальным городом. Эти туристы по вине прочитанных о Париже заметок приезжают, ожидая увидеть полные улицы людей, одетых с ног до головы в Шанель, утонченных и шикарных, известные здания города в отблесках солнечного света. Но что они видят, так это то, что, несмотря на красоту Парижа, у него есть проблемы, как и у любого большого города, в сочетании с французскими особенностями, которые им кажутся неудобными. Парижане, например, выбрасывают в Городе Любви более 350 тонн сигаретных окурков каждый год, если верить газете «Гардиан». Карманники водятся здесь в огромном количестве и уделяют особое внимание туристам, путешествующим группами, ворам это позволяет оставаться незамеченными. Без сомнения, здания прекрасные, но они могут носить следы парижского вездесущего смога – в 2015 году смог был настолько ужасным, что Париж на короткое время удостоился сомнительной части называться городом с самым грязным воздухом в мире.

И люди… что ж, люди, как сказал Эдди Иззард: «Временами, мать его, уж слишком французские».

Париж может буквально свести вас с ума.

Или нет. Может, проблема и не в Парижском синдроме, она в нас и в наших ожиданиях от него. Может быть, Париж тут совсем ни при чем. Может быть, причина во мне.

Фактически я – самый младший ребенок, что по всем правилам должно означать, что я беззаботный и свободный духом человек, я писала об этом в «Странных сестрах». Но мои сестры сильно старше меня, что также означает, что я ощущала себя скорее единственным ребенком. И жизненный опыт также дал мне то, что я любезно именую «проблемы с контролем».

У меня был план – Париж. У меня был список дел, которые я должна была осуществить. У меня были на примете места, которые я собиралась посетить, и люди, которых хотела было увидеть. У меня было представление обо всем, каким оно Должно Быть. И вы сейчас поймете, о чем я.

Наверное, самая большая проблема нашей поездки заключалась в том, что мы взяли с собой неподходящую обувь. У меня с собой было две пары – новые и невозможно дорогие комфортные сандалии, которые я носила только дома, и кроссовки на тонкой подошве, которые я регулярно надевала дома, и мне они казались намного более «естественными», чем тяжелая, но мягкая внутри и более подходящая для долгой ходьбы пара обуви. Я уверена, вы уже понимаете, к чему все это привело. В первый день я надела сандалии и потянула сухожилие на пятке, когда выходила из автобуса напротив Лувра. И с тех пор я их носила редко, потому что они имели тенденцию вызывать эту боль опять. А что касается тех модных кроссовок, ну, скажу просто, что они были первым признаком того, что Парижу нет дела до моих модных предпочтений.

ПАРИЖ МОЖЕТ БУКВАЛЬНО СВЕСТИ ВАС С УМА. ИЛИ НЕТ. МОЖЕТ, ПРОБЛЕМА И НЕ В ПАРИЖСКОМ СИНДРОМЕ, ОНА В НАС И В НАШИХ ОЖИДАНИЯХ ОТ НЕГО.

И пока мы были там, курс евро поднялся. За каждый евро давали два доллара, что потрясающе, когда вы европеец, но ужасно, если вы американец, – так что вдобавок к тому факту, что цены там завышены, как и в любом большом городе, они вообще стали астрономические. К сожалению, магазины в Париже устраивали распродажи только два раза в год. К счастью, мы были там во время одного из этих удачных моментов. Увы, цены все еще казались несообразными. Мы шли, хромая, по улицам, наши ноги болели при каждом шаге, а наши взгляды не отлипали от витрин, и мы вздыхали при виде цен на всю эту новую, более роскошную и более удобную обувь.