Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

– Я пообещала маме, что скажу, иначе она сделала бы это сама, стыдно-то как.

Машина на улице громко посигналила, и Эдварду показалось, что сигнал раздается из его тела.

– Ты больше не можешь спать в моей комнате. Но все в порядке, остальное останется прежним.

Температура его тела резко упала, кожа внезапно похолодела.

– Почему?

– Мама заставила меня пообещать, когда ты появился здесь, когда ты впервые начал спать в моей комнате, что это прекратится, когда мы перестанем быть детьми. Когда я стану женщиной. Тьфу. – Она закрыла лицо руками и продолжила говорить сквозь растопыренные пальцы: – Так она это называет.

Эдвард посмотрел на часы на прикроватном столике. Было 20:17. Почему этот день до сих пор не кончился?

– О чем ты говоришь? – спросил он. – Ты же знаешь, я ничего не понимаю.

– У меня начались месячные.

С тех пор как Эдвард встретил Шай, он каждый вечер прокрадывался в темноте к ее дому. Исключением была разве что поездка в Вашингтон.

– Ну и что? – спросил он, хоть и догадывался, что теперь Беса будет следить за ними. Это точка отсчета, территория, на которой начинают действовать ее правила.

– Я знаю, что ты не хочешь спать в детской. В вашем подвале есть раскладной диван. Если хочешь, спи там. Я помогу его разложить. Ты можешь поспать в моей комнате еще несколько дней, пока не приберемся в подвале.

Эдвард моргнул. Он не знал, что ответить, поэтому сказал:

– О’кей.

– Мы оба знали, что так не может продолжаться вечно.

Я не знал, подумал он.

На следующий день, в среду, после уроков Эдвард пришел в кабинет директора Арунди. Они кружили по периметру комнаты: Эдвард – с голубой лейкой, директор Арунди – с крошечными тканевыми мешочками, наполненными различными удобрениями. На мешочках не было надписей, но директор прекрасно знал, какое удобрение хранится в каждом из них. Некоторые удобрения он втирал в листья, а затем регулировал тепловые лампы, расположенные над ними, или осторожно делал углубления в почве, потом высыпал содержимое мешочка в отверстия.

Эдвард научился медленно лить воду и следить за цветом почвы, чтобы понять, насыщена ли она. Темно-коричневая почва – хороший знак, но вот если она становилась черной и появлялся налет – это значило, что он перестарался. Эдвард пытался сосредоточиться, но его руки дрожали, ведь он почти не спал. Он лежал без сна на полу комнаты Шай, пытаясь запомнить трещину в потолке и едва уловимые звуки, которые издает подруга, когда переворачивается во сне.

– Узнаешь их? Можешь назвать? – спросил директор, указывая на три горшка.

Теперь Эдвард знал, что комната заполнена не множеством различных видов растений, как он предположил в свой первый визит, а различными видами папоротников. Директор Арунди был не просто заядлым садоводом, а птеридологом. Он даже опубликовал книгу под названием «Папоротники северо-востока, включая плауновидные и хвощи», которая стояла лицом на подоконнике между двумя большими цветочными горшками.

Эдвард поставил лейку и взял со стола опрыскиватель. Пышное растение перед ним лучше всего чувствовало себя во влажной среде.

– Это крокодиловый папоротник.

– Хорошо.

Эдвард продолжил разглядывать горшки.

– Бостонский папоротник. Платицериум или олений рог. Венерин волос, адиантум. Циртомиум. – Он косился на высокое растение с кожистыми листьями. – Этот и тот, что за ним, – асплениумы.

Директор Арунди ласково кивнул:

– Держу этих красавцев со времен выпуска из университета.

– Там – пеллея круглолистная, а те, что на полке, – птерис критский и микросорум разнолистный.

– Отлично. И что у них общего, что отличает их от других растений?

– Это сосудистые растения, и они размножаются спорами.

Директор кивнул, кончики его усов поднялись вместе с уголками губ.

– Превосходная работа. Учить тебя – одно удовольствие.

Когда Эдвард закончил полив, он закинул на плечи рюкзак, собираясь уходить. Шай ждала его дома, чтобы начать обустраивать подвал. Эдвард поправлял лямки рюкзака и медленно дышал, желая, чтобы время замедлилось.

Директор Арунди отвернулся от самого старого папоротника.

– Уже четыре часа? Прежде чем ты уйдешь, Эдвард, я бы хотел поговорить с тобой еще кое о чем. Миссис Тухейн сказала мне, что ты отказался от занятий по физкультуре.

– У меня болит нога.

– Хм, да. Она рассказала мне о занятиях и о записке. Подержи-ка секунду этот горшок.

Он знает, что я толкнул девушку. Директор вручил ему горшок с сердцевидным нефролеписом и повернулся, чтобы поправить поддон. Эдвард рассматривал ярко-зеленые листья папоротника и заглядывал в его центр, в самое сердце. Если бы у растений было лицо, оно бы таилось именно там. Эдвард не мог отделаться от мысли, что растение скептично смотрит на него в ответ. Я тебя понимаю , подумал он.

– Что ты думаешь об этом? Эдвард?

Как только он услышал свое имя, то осознал, что директор говорил по крайней мере минуту. Эдвард быстро поднял голову и протянул ему папоротник.

– Прошу прощения?

– Тяжелая атлетика, – с легким раздражением повторил директор Арунди. – Ты можешь заменить занятия в спортзале на тяжелую атлетику. Это позволит тебе задействовать поврежденную ногу и дать организму немного физической нагрузки. Мне и самому там нравится больше. Нам всем иногда хочется стать чуточку сильнее, правда?

– Тяжелая атлетика? – переспросил Эдвард.

Поначалу ему трудно было подобрать верную ассоциацию: он подумал об огромных, вымазанных маслом мужчинах в бикини. Отец, как и Джон, никогда бы не стал поднимать тяжести. Эдвард посмотрел на директора, на его мягкие щеки и мягкий живот. Поднимает ли он тяжести?

Потом он вспомнил солдата, летевшего в самолете. Эдвард и Бенджамин познакомились на выходе из туалета, и солдат выглядел очень мускулистым. Он определенно поднимал тяжести, и наверняка мало кто рискнул бы с ним связаться. Должно быть, сильный коренастый Бенджамин везде чувствовал себя в безопасности. Везде, кроме того рейса. Эдвард посмотрел на свои тощие руки и костлявые запястья. Он почувствовал шрам на голени и его форму. Он попытался представить себе, каково это – быть шире, сильнее, быть в безопасности.

– У тебя есть любимый фильм? – спросила его за ужином Лейси.

– У меня? – Эдвард смотрел в свою тарелку, пытаясь придумать способ съесть ровно столько свиной отбивной, чтобы Лейси не разочаровалась. Его аппетит пропал после разговора с Шай, внутри него будто что-то тускнело, будто кто-то выключил свет.

– Ты в порядке? – спросила его Шай сегодня за обедом. – Не нужно вести себя странно из-за этого. Все хорошо. Между нами ничего не изменилось.