Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

– Нет, – отвечает Линда. – Я не могу.

– В такой ситуации это только начало. – Флорида указывает на ее живот. – Всякое случается, и я бы пока не беспокоилась о том, как оплачивать ребенку колледж.

Грудь Линды сжимается. Она собиралась искать работу в Калифорнии, но разве это возможно в ее положении? Внезапно она вспоминает кое-что еще.

– Я не должна находиться рядом с таким количеством радиации.

– О чем ты?

– Я специалист по рентгену.

Лицо Флориды меняется, и она похлопывает девушку по руке.

– А-а-а, – протягивает она. – Мария была моей близкой подругой. Та еще бунтарка! Я жила через два дома от нее.

Линда моргает:

– Мария?

– Кюри. Это ведь они с мужем открыли радиацию? Конечно, ты слышала о ней.

– Боже, – говорит Линда. Она пробует рассмеяться, но вспышку веселья поглощает тревога. Она бедная и безработная, она поклялась не брать денег у отца, и за время работы радиация проникла в каждую клеточку ее организма. Ее ребенок, вероятно, родится светящимся, как фонарик.

– Конечно, Мария умерла от этой дряни. Но она носила ее с собой в карманах и держала на прикроватном столике. Не очень хорошая идея, как оказалось.

За окном идет дождь. Линде хотелось бы оказаться на улице, посреди бушующей стихии, подальше от этой женщины с ее витиеватыми личными историями. Ей хотелось умчаться прочь, в сырость и влагу, под которыми она может смыть радиацию последних пяти лет жизни.

Бенджамин стоит в очереди в уборную. Он надеялся избежать этого, пил как можно меньше и планировал дотерпеть до Калифорнии. Хотя, признаться, после операции он делал так каждый день, постоянно находясь на грани обезвоживания. Он ненавидит состояние, в котором оказался. Ненавидит калоприемник, прикрепленный к боку. Ненавидит отвинчивать крышку этого мешочка, чтобы вылить его содержимое в унитаз. Раньше он был самым сильным человеком, а теперь носит снаружи то, что должно быть внутри, а его оболочка из кожи больше не в состоянии удерживать в себе органы. Все вываливается наружу.

Бенджамин чувствует, как кто-то встает в очередь позади него.

– Привет, – произносит мужской голос.

Бенджамин оглядывается через плечо и видит богатого белого парня в рубашке.

– Привет, – говорит он тоном, не позволяющим продолжать разговор.

Но парень, очевидно, не хочет понимать намек: он разминает шею и закатывает глаза.

– Ненавижу сидеть без дела.

– Понимаю.

– Я мог бы сходить в туалет первого класса, но мне захотелось прогуляться.

Бенджамин не отвечает незнакомцу, но ему интересно, в курсе ли тот, что говорит как придурок.

– Прошу прощения, джентльмены, – говорит Вероника и поворачивается боком, чтобы пройти мимо них. Она останавливается на полушаге; ее левое бедро взведено, как курок. – Если вам понадобится моя помощь, просто дайте знать, – обращается она к Бенджамину.

– Я в порядке, – заверяет ее он.

Она кивает и идет дальше по проходу.

– Ты ее знаешь? – говорит белый парень, и его голос обрывается на полуслове. Когда тот смотрит вслед стюардессе, выражение его лица напоминает Бенджамину волка из воскресных утренних мультфильмов, которые он смотрел в детстве. Его глаза вылезают из орбит, и он смотрит на нее взглядом голодающего, который увидел ветчину.

Черт возьми , думает Бенджамин, как бы я хотел хотеть ее . И он знает, что в этот момент, когда самолет мягко качается под ним и дождь льется в окна, если бы ему пришлось выбирать между стюардессой и этим парнем рядом с ним, он выбрал бы парня. Он говорит себе, что дело только в Гэвине – он отклонение от нормы или, возможно, психическое расстройство, – но истина минует Гэвина, отсылая его к военной школе-интернату, где он радовался тому, что ему не приходится иметь дело с девочками. Сколько Бенджамин помнил себя, девушки всегда вызывали в нем смутную грусть, а эта стюардесса с ее упругой задницей особенно.

– Нет, – говорит он. – Я ее не знаю.

– Твоя очередь, – говорит парень и указывает на зеленую табличку.

– Можешь идти первым.

– Уверен? Мне дважды говорить не нужно.

Флорида прожевывает последний кусок сэндвича и скатывает полиэтиленовую пленку в крошечный шарик.

– Фокус в том, чтобы добавить в мясо немного куркумы, – говорит она, заметив, что Линда смотрит на нее.

– Что это, специя?

Полиэтиленовую пленку, как и индейку с томатами, она взяла со своей кухни в Вермонте. Флорида стояла перед кухонной раковиной, любимым местом в доме, где свет струился в окно и можно было видеть горы, и нарезала помидор. Бобби дважды проходил через комнату, пока она делала сэндвич. Он знал, что жена уезжает, но не знал, надолго ли. Она сказала ему, что собирается на свадебную вечеринку к подруге в Ист-Виллидж. Вечеринка не была вымышленной, и Флориду действительно туда пригласили. Но в ее походных ботинках лежал припрятанный билет на самолет до Лос-Анджелеса.

– Да, пряность. – Флорида кладет маленький шарик в сумочку. – Я еду в Калифорнию за солнцем, – говорит она, махнув рукой в сторону окна. – Мне нравится думать, что этот дождь расчищает путь для голубого неба.

– Зачем вы туда едете? В отпуск?

Флорида пожимает плечами.

– Вы там кого-нибудь знаете?

– У меня есть пара старых друзей, которых я могу найти. Я никогда не была в Калифорнии, это правда. В мире не так много мест, которые я пока не посетила. Мне хочется кататься на роликовых коньках по извилистому тротуару, идущему вдоль пляжа, знаешь, тому самому, который всегда показывают в кино?

Линда кивает.

– Для этого я и еду в Лос-Анджелес.

– Но вы ведь замужем?

Линда смотрит на руку Флориды, на безымянном пальце которой виднеется простое серебряное кольцо. Филиппинка подумывала над тем, чтобы снять его, но кольцо ей нравится, да и к тому же она сомневается, что сможет стащить его с пальца. Когда они с Бобби только поженились, она была худее.

– Я ушла, – говорит она. – До того, как все стало еще хуже. Я прожила достаточно жизней, чтобы довериться интуиции. И поэтому сбежала, когда он все еще чувствовал привязанность ко мне. Просто у нас разные пути.

Флорида на мгновение замолкает.

– То есть он не хотел кататься на роликах по извилистому тротуару, идущему вдоль пляжа?

Флорида удивляется смеху, вырвавшемуся изо рта. Люди, сидящие вокруг них, вероятно, тоже поражены – сдерживать веселье ей никогда не удавалось. Несколько голов впереди и через проход поворачиваются в их сторону. Каким-то образом женщина рядом с Линдой продолжает спать. Флорида теперь гогочет, согнувшись в кресле. Она представляет себе Бобби, который сосредоточился перед разложенными чертежами. На каждом из них изображен план выживания в случае катастроф: краха доллара, недостатка питьевой воды из-за последствий глобального потепления, климатического коллапса, популистского восстания, которое свергнет правительство, и даже режима фашистского полицейского государства. Муж продумал тринадцать детальных планов, отмеченных сложными сценариями по схеме «если… то».