Энн Наполитано - Милый Эдвард [litres]

Она берет его за руку, как будто имеет на это право, и кладет два пальца на внутреннюю сторону его запястья. Он позволяет ей, потому что вместе со способностью к вычитанию исчезла и его физическая сила.

– Нитевидный пульс, – бормочет она себе под нос.

Он кивает или, может быть, на самом деле не кивает, но кивает мысленно, соглашается. Нитевидный. И он тоже вьется нитью. Может заползти куда угодно и выкрутиться из любой ситуации.

– Вам холодно, мистер Кокс?

Когда сосед Джейн возвращается, она изумлена: насколько разная энергетика у него и ее мужа. Кожа на лице Марка выглядит потрескавшейся и румяной, как будто он вышел на прогулку в прохладную погоду. Он ерзает и щелкает кончиком ручки то туда, то сюда. Брюс же минуту назад сидел рядом с ней спокойно. Ей пришлось заглянуть мужу в глаза, чтобы угадать его мысли, которые он никак не выражал вербально.

– Кажется, начался град, – говорит она, указывая на окно.

– Это безумие.

Она кивает и смотрит на серые облака. Не пытается ли погода предупредить ее? Поверни назад , возможно, говорит она. Напиши свою историю любви. Умерь свои амбиции, довольствуйся малым. Ты могла бы жить рядом с Лейси, она всегда мечтала об этом. Вы бы вместе растили детей.

Но оказалось, что Лейси не может иметь детей. Джейн каждый раз удивлялась тому, как она сама расстраивалась, когда у сестры случался выкидыш. Конечно, она скрывала это от Лейси, но, когда сестра беременела снова, Джейн чувствовала, как ее тело переполняет возбуждение. В их семье появится совершенно новый человек, ребенок, которого ее мальчики будут обожать. От такой перспективы у нее кружилась голова. Новый ребенок, которого можно будет любить. Но вместе с надеждой она ощущала и страх, что сестра вновь не выносит плод.

– Есть и другие способы создать семью, – однажды сказала Джейн по телефону. – Хочешь, я исследую агентства по усыновлению? А что ты думаешь о суррогатном материнстве?

Но Лейси отказывалась прекратить попытки, и Джейн, конечно же, не собиралась переезжать к сестре, чтобы посмотреть, как та покончит с собой. Кроме того, она возненавидит пригороды, вечеринки по случаю Суперкубка, странные взгляды, которые люди бросают на ее семью за их домашнее обучение и свободомыслие. Брюс отталкивал людей, появляясь без приглашения на местных собраниях, чтобы обсудить достоинства домашнего образования детей.

– Черт возьми, – говорит Марк. – Я не могу сосредоточиться.

– Это потому, что сейчас середина полета, – отвечает Джейн. – Я всегда теряю надежду именно в этот момент. Когда часть времени позади, но есть еще запас. Ты будто застреваешь.

Марк поворачивается и смотрит на нее.

– В этом есть смысл. – Он щелкает ручкой и спрашивает: – Как давно вы замужем?

Она удивленно улыбается:

– Давайте посчитаем… шестнадцать лет.

– Ничего себе! Это очень долго. И вы никогда не изменяли мужу?

Какой странный разговор , думает Джейн. Но, возможно, люди первого класса всегда более открыты друг с другом, потому что они предполагают, что у них много общего?

– Нет.

Он пораженно качает головой:

– Обалдеть.

– Вы женаты?

– Был один раз, минут на десять.

– Неудачная авантюра?

– Ха. – Он смеется странным, лающим смехом. – Да, вроде того. Слишком много порошка.

– Оу.

Джейн никогда не пробовала порошок, никогда не выходила замуж не за того человека, никогда не влюблялась в стюардессу. Она чувствует укол сожаления. Ей не хотелось бы быть этим человеком с его колючей энергией, но она хотела бы, возможно, сделать крюк-другой на своем жизненном пути, ведь она всегда действовала обдуманно.

Теперь, когда Джордан, кажется, ополчился на весь мир, она хотела бы сказать сыну что-то вроде: «Понимаю. Как-то раз я весь ноябрь провела в Сиэтле, протестуя против ВТО». Но она не может. Ее протест выражается в том, что она читает статьи из The Nation и решительно кивает в процессе. Ей кажется, что в порядке есть свои достоинства. Она и Брюс живут слаженно, размеренно. Ее самая большая амбиция – написать маленький, личный, интимный фильм.

Марк трет глаза и оглядывается, без сомнения, в поисках стюардессы.

Джейн тоже поднимает голову, пытаясь помочь ему в поисках.

Эдвард рассматривал дерево, растущее перед кабинетом доктора Майка. Его серая кора была испещрена неровностями, похожими на маленькие ручейки, а ветви выглядели так, будто на них никогда не вырастут листья. Птица только присела на ветку того дерева и сразу же улетела.

– Можешь рассказать мне, что происходит? – спросил доктор Майк. – Если я узнаю, в чем проблема, то, возможно, смогу помочь.

Эдвард перестал пытаться контролировать мысли, и теперь каждая из них была маленьким сюрпризом. Он слышал, как богато украшенные часы на столе тикают, отмеряя время.

Я скучаю по Джордану больше, чем когда-либо.

– Эдвард?

– Я знаю, что они хотят, чтобы я приходил сюда два раза в неделю, – ответил он. – Но я думаю, что это пустая трата вашего времени.

– Ты упал в обморок во дворе.

– Три месяца назад. Это действительно не так уж и важно.

– Если бы на улице было холоднее, ты бы замерз насмерть. Разве это не важно?

– Я бы не умер.

– Откуда ты знаешь?

Эдвард посмотрел на ветку в надежде, что птица вернется, но воздух и дерево оставались неподвижными. Впрочем, эта пустота подходила дереву. Подходила она и Эдварду, ведь теперь он спал один, в такой же пустоте. Шай была рядом, но он проводил в одиночестве целые дни. Эдвард подумывал сказать психотерапевту, что, хотя Шай все еще его подруга, их глубокая связь, которая, как он всегда знал, подпитывала его, медленно умирала с момента потасовки в спортзале. Шай сильная, и, когда настанет время, она вырвется на свободу и обретет счастье в другом месте, а вот ему сил не хватит – он уже использовал свой второй шанс. Эдвард понимал: когда эта связь между ним и Шай оборвется, погибнет последнее, что было живо в нем.

Эдвард теперь спал в подвале дома дяди и тети, и Джон каждую ночь не смыкал глаз ровно до тех пор, пока мальчик не ложился. Он просовывал голову в дверь, чтобы убедиться, что племянник лежит под одеялом.

– Все в порядке? – интересовался Джон. Эдвард кивал и переворачивался.

Через час, убедившись, что все в доме спят, Эдвард вставал, натягивал спортивный костюм, конверсы и оранжевую куртку, если было холодно, и выходил на улицу. Он несколько раз обходил квартал, стараясь не попадаться на глаза Шай. Он пересчитывал дома, окна, звезды над головой. Ему хотелось двигаться, он обожал черноту ночного неба и плотный воздух, просачивающийся сквозь деревья. Иногда, когда цифры начинали путаться у него в голове, он шел с закрытыми глазами. Однако он никогда не позволял себе сесть или лечь, боялся, что заснет и замерзнет, тем самым соглашаясь со страхами взрослых.