Робин Шнайдер - Начало всего

Шарлотта перестала тараторить и взглянула на меня умоляюще.

– Можем, – мягко ответил я, – но я этого не хочу.

– Прости, ты что, отвергаешь меня? – Она неверяще сузила глаза.

Дело в том, что Шарлотта упомянула только о наших приятных мгновениях. И как бы случайно забыла о том, как мучила меня резкой сменой настроения и устраивала ссоры на ровном месте. Как вручала мне список подарков на ее день рождения и Рождество, но я все равно умудрялся купить не то, что надо. Как никогда не давала мне выбрать фильм, когда мы ходили в кино, и как настраивала радио в моей машине на нужные ей волны, поскольку я слушал «депрессивную хипстеровкую чушь». Как выходила из себя, если я долго не отвечал на ее сообщения, а в своих лепила ужасающие ошибки. Как всегда, даже для своих друзей, назначала меня на вечеринках «трезвым водителем» и как списывала на перемене домашку Джилл по испанскому, потому что я отказывался давать ей свою.

На миг я подумал: не сказать ли Шарлотте о том, что она – эгоистичная и легкомысленная девчонка, считающая, что весь мир должен вращаться вокруг нее, и что я не хочу находиться рядом, когда она обнаружит обратное. Но, конечно же, я этого не сказал. Ее присутствие лишало меня способности говорить сто́ящие вещи.

– Послушай, ты замечательная. И ты сама это знаешь. Но ты не хочешь встречаться со мной. Мы с тобой совершенно не совместимы. Я в некотором роде ботаник и после уроков торчу в университетской библиотеке. Я хромаю. У меня паршивая машина. И я хочу поскорее свалить из Иствуда.

– Ты ненавидишь Иствуд? Как такое возможно? Он идеальный.

– Ты видишь идеал, а я вижу паноптикум.

– О боже, к чему такие громкие слова? – с досадой воскликнула она.

– Прости, – извинился я. Шарлотта из тех, кому не нравится, когда используют незнакомые для них слова. Вместо того чтобы спросить их значение, она будет раздражаться.

– Ты иногда очень странный. Сегодня, например, все парни оделись как зомби, а ты намазался блеском. Ты что, не хочешь быть как все?

– Не особо, – ответил я, желая, чтобы Шарлотта наконец поняла, как сильно я изменился и как плохо она меня знала.

Она ненадолго задумалась, а потом ее губы изогнулись в лукавой улыбке.

– Очень смешно, – сказала она и бросилась мне на шею.

– Шарлотта, – оттолкнул я ее и поднялся. – Я сказал «нет».

– И как я должна была понять, что ты не шутишь? – страшно оскорбилась она. – Никто не соглашается поболтать с кем-то на вечеринке в уединенном местечке, чтобы потом так себя вести.

– Оу. Я не думал… – Шарлотта решила, что я хочу остаться с ней наедине, как она – со мной. При этой мысли я поморщился.

– Ты никогда не думаешь, – сердито фыркнула она. – Иногда ты ведешь себя как последняя сволочь и даже этого не замечаешь. Я думала, ты делаешь это нарочно, и флиртовала с другими парнями, чтобы вызвать у тебя ревность.

Я горько рассмеялся.

– Значит, так ты это называешь? Флиртом с другими парнями. Моя ошибка. Я должен был понять на вечеринке Джонаса, что ты просто флиртуешь .

– Нет. Ты должен был проглотить это, смириться с этим к понедельнику и повести меня на бал, как все этого и ждали! – взъярилась Шарлотта.

– На бал? – Я ослышался? – Ты забыла, где я находился в вечер танцев? Я был в больнице, Шарлотта. Думая о том, смогу ли когда-нибудь снова ходить. И мы оба знаем, почему я там оказался.

Некоторое время мы оба молчали, надеясь на то, что какая-нибудь пьяная парочка ввалится к нам и спасет нас от повисшей тишины. Этого не произошло.

– Если мы оба это знаем, то почему у меня такое ощущение, будто ты обвиняешь в этом меня? – резко спросила Шарлотта. – Меня даже там не было.

– Вот именно, тебя даже там не было. Врачи «Скорой» нашли меня одного. Ты бросила меня там. Ты меня бросила.

Шарлотта побледнела и отвела взгляд, не в силах смотреть мне в глаза.

– Мы напились, – начала защищаться она. – Меня некому было везти домой. Все кричали о том, что на место аварии приедут копы. И я боюсь вида крови. Я бы упала в обморок.

– Мне хватило бы простого «прости», – сказал я ей. – Слушай, уже поздно, и, по-моему, мы с тобой тут закончили. Иди Эвана поищи.

– Ты расскажешь ему о нашем разговоре? – нервно спросила она. – Я ведь сказала, что брошу его, только если…

– Нет, Шарлотта, я ему ничего не скажу, – сухо ответил я. – Ты останешься чиста и невинна, а твоя драгоценная репутация – незапятнанна.

Я ушел с вечеринки Джилл с мыслью: порой ни к чему лишний раз убеждаться в том, что нам и так уже известно о хорошо знакомых людях. Шарлотта ведь совсем не меня хотела тем вечером, а какого-то воображаемого парня, с которым она когда-то встречалась, но даже не удосужилась узнать его как человека. Возможно, этот воображаемый Эзра вернулся бы к ней и постарался забыть о прошедших пяти месяцах. Возможно, он бы убедил себя в том, что доволен положением дел, что его бывшие дружки не такие уж и плохие, что можно ограничиться их популярностью и беспечностью и не замечать вреда, который они причиняют окружающим, и лжи, в которую они сами верят, дабы ничем не омрачать свою жизнь.

Однако совершенно не важно, как бы поступил воображаемый Эзра в голове Шарлотты, поскольку он нереален и он уж точно – не я.

Я поехал домой – мимо забросанных яйцами стоп-знаков и обернутых туалетной бумагой тополей, – выманил Купера из кухни, где он лежал на коврике, обиженный на то, что ему не разрешали поиграть с приходившими за сладостями детьми, и упал на постель, даже не смыв с себя блеск для тела.

В СУББОТУ ВЕЧЕРОМ Купер вел себя очень странно и беспокойно. Склонив морду, он будто прислушивался к чему-то вдали – к чему-то, находившемуся за нашим бассейном, мозаичная плитка которого была усыпана опавшими листьями.

– Все хорошо, дружок, – рассеянно похлопал я его по голове, сидя за рабочим столом и просматривая университетские брошюры.

В них было много фотографий мира, напоминавшего мне о Кэссиди, и этот мир полнился непостижимыми возможностями и вероятными приключениями. Отдавшись на волю воображения, я представлял, каково будет поехать учиться на восток, где на деревьях золотится листва и снег покрывает крыши, где библиотеки похожи на замки, а столовые словно взяты из фильмов про Гарри Поттера. Но все брошюры сливались воедино, обещая одно и то же – Новую Англию, и я осознал: есть большая разница между решением уехать и знанием, куда именно ехать.

В Иствуд снова вернулись койоты, и Купер каким-то образом чуял их. В выходные пропали два домашних кота, и лугового волка заприметили в Терис-Блафс. Заголовок в местной газете кричал о том, что дикие животные «держат город в страхе», как будто по его улицам то и дело шастают койоты, прячась в тенях и охотясь на старых и слабых.