Робин Шнайдер - Начало всего

Увидев меня, Кэссиди побледнела. Закусила губу. И, похоже, захотела исчезнуть.

Мы смотрели друг на друга в страшном смущении: прихожая в психиатрической клинике – не лучшее место для встречи с бывшей девушкой или парнем, особенно если оно украшено сотнями блестящих искусственных леденцов. Я понятия не имел, что Кэссиди делает здесь, но, черт возьми, собирался обязательно это выяснить.

– Привет. – Я снял наушники.

Заявления соскользнули с коленей на пол, и мы с Кэссиди уставились на них так, словно я по небрежности разбил вазу в чужом доме.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросила она.

– Продаю печенье девчонок-скаутов? – невозмутимо ответил я.

Никто из нас не засмеялся.

– Нет, правда.

– Ну после аварии приходится заморачиваться убеждением докторов, что я не страдаю припадками клинической депрессии. То, что я припадаю на ногу, не в счет. – Я не потерял надежды обратить все в шутку.

– Перестань, – попросила Кэссиди таким тоном, будто мои слова ее еще больше расстроили. Странно, прежде она смеялась над подобными шутками.

Она опустилась на колени и собрала мои бумаги. Я пробормотал «спасибо» и убрал их в рюкзак.

– Дармутский колледж, кстати, тебе не понравится, – заметила Кэссиди.

– Да неужели? Мы это сейчас будем обсуждать, больше нечего? – брякнул я, не подумав, и тут же об этом пожалел. Едкие слова повисли между нами.

– Ладно, что ж, увидимся в школе. – Кэссиди пошла прочь от меня, но я не собирался ее так отпускать.

– Ну уж нет. – Я поднялся. – Не хочешь сидеть со мной в классе? Пусть. Хочешь понуро торчать в библиотеке? Ради бога. Но я столкнулся с тобой здесь, и ты в конце концов расскажешь мне, что происходит.

И плевать я хотел на женщину в сари, подсматривавшую за нами из-за своего журнальчика. Плевать я хотел на то, что моя футболка глупо поблескивала. Я просто хотел, чтобы Кэссиди хотя бы раз доверилась мне, объяснила, почему наши гладко развивавшиеся отношения потерпели полный крах.

– Не лезь в это, Эзра.

Глаза Кэссиди умоляли, но тон скорее угрожал. И меня это взбесило.

– Заставь меня.

– А что я, по-твоему, делаю? – устало спросила она.

Ее лицо приняло частое в последнее время выражение: на нем отразилась невыразимая печаль, затаенная еще до нашего знакомства. И я устал задаваться вопросом: «Почему?»

– Не знаю. Издеваешься надо мной?

– Извините, – влезла в наш разговор администратор, – у вас проблема?

– Все нормально, – ответили мы с Кэссиди в унисон, и голоса у обоих звучали отнюдь не нормально.

– Коридор? – предложил я.

Кэссиди сердито взглянула на меня, но пошла следом.

– Что?! – недовольно спросила она, стоило за нами закрыться двери.

– Ты часто сюда приходишь? – Я еле сдержал улыбку, настолько глупо прозвучал мой вопрос.

– Не твое дело, – отрезала Кэссиди, явно не найдя в этом ничего смешного.

Хочет продолжать свою игру? Как бы не так. Мне осточертело происходящее между нами, осточертела возникшая между нами обширная и непроходимая пустошь страданий.

– Не мое. Но знаешь, что я думаю? – спросил я и не ждал ответа. – Я думаю, что ты была тем вечером в парке одна. Что другого парня у тебя нет и не было.

Я крутил-вертел в голове эту мысль, но не собирался ее проверять, бросая обвинение Кэссиди. Однако, произнеся ее вслух, вдруг отчетливо понял: я прав.

– Зачем мне выдумывать подобное? – задала встречный вопрос Кэссиди, избегая ответа.

– А ты выдумала? – гнул я свое.

– Какая разница, Эзра? Мы расстались. Счастливая концовка бывает далеко не всегда.

– Я просто пытаюсь выяснить, что натворил, что ты так со мной поступаешь? Серьезно, Кэссиди, какая такая трагедия заставила тебя пожалеть о том, что мы повстречались?

Она опустила взгляд в пол. Убрала волосы за уши. Грустно улыбнулась.

– Жизнь сама по себе трагедия, – горько произнесла она. – Знаешь, как пьесы Шекспира распределяют по жанрам? Если пьеса заканчивается свадьбой, ее относят к комедии. Если похоронами – трагедией. Выходит, мы все проживаем трагедии, ведь закончим жизнь одинаково и не какой-то чертовой свадьбой.

– Ну спасибо. Это все прекрасно объясняет. Мы все – заключенные. Нет, погоди-ка, мы – проживатели трагедий, коротающие время до наших похорон.

Кэссиди нахмурилась, но я не обратил на это никакого внимания. Меня душил гнев из-за того, что она здесь, что она несчастна, что она не хочет ничего объяснять.

– Никто не умер , Кэссиди, – жестко сказал я. – Не могу решить: ты безумица, лгунья или тебе просто доставляет удовольствие причинять боль другим? Ты под завязку забита загадками и цитатами, но не можешь дать ни одного прямого ответа, и я устал ждать, когда же ты осознаешь, что уж один-то ответ ты мне точно задолжала.

Я не хотел срываться на нее, и мой внутренний голос говорил совершенно другие вещи. Слова сами слетали с языка.

Кэссиди долгое мгновение смотрела в ковер. Когда она подняла взгляд на меня, в ее глазах бушевал тропический шторм, а по щекам катились две слезы.

– Я ничего тебе не должна. – Кэссиди всхлипнула. – И ты прав, я жалею о том, что когда-то повстречалась с тобой.

Она бросилась мимо меня к лестнице, куда я не мог пойти за ней.

– Я тоже! – крикнул я ей вслед, хоть и не думал так.

Ответом мне послужил хлопок ведущей на лестницу двери.

Я глубоко вздохнул, провел рукой по волосам и долго приводил в порядок растрепанные чувства, прежде чем вернуться в приемную и спокойно сказать администратору, что лучше я перенесу встречу с доктором Коэном.

НА ТУРИСТИЧЕСКОЙ ТРОПЕ за парком Мэдоу-бридж снова видели лугового волка. Родители только и говорили о койотах и даже умудрились затронуть их в обсуждении, стоит ли повесить новую лампу в гостевую ванную на первом этаже – та пришла с легким дефектом в стекле.

Друзья тоже шутили на тему койотов. Фиби, конечно же, была в ударе. Я процитирую ее слова: «Какая ирония! Наш школьный талисман, по идее символизирующий гордость, стал эмблемой коллективного страха».

Несколько парней из команды по теннису, сидевших за моим прежнем обеденным столом, развлекались тем, что выли как волки, из-за чего Коннора Маклири на два дня отстранили от занятий. Смехота, да и только: учителя сами вынудили его прогуливать уроки.

В выходные в Санта-Барбаре проходил турнир по дебатам. Я, конечно же, не поехал. На участие в нем подписывались за неделю до этого, когда мы помешались на предстоящих танцах. Кэссиди, естественно, не хотела в нем участвовать. Я не давил на нее, желая провести с ней выходные. Но, интересное дело, Тоби сказал, что на турнире будет присутствовать команда из школы Бэрроуз. Похоже, Кэссиди знала это, потому и предложила остаться в стороне. То, как она избегала определенных вещей, было частью ее сводящей меня с ума тайны.