Михаил Захарин - Приговоренный к пожизненному. Книга, написанная шариковой ручкой

Ну а Рыбе нужно было удовлетворять свои потребности, что я охотно осуществлял. Все справедливо и закономерно. Он — мне. Я — ему. И в такой ситуации все нравственно-моральные критерии и претензии к поступкам человека, к его мотивации сводятся к минимуму. Они просто опускаются.

Я знал, что он меня обманывает, каждый раз. А он знал, что я знаю, что он меня обманывает. А также он знал, что может себе это позволить, потому что он провозгласил себя поставщиком кислорода, без которого я могу задохнуться.

Он обманывал, но делал это корректно, прилагая весь свой опыт и усилия, чтобы это выглядело цивилизованно и незаметно. Чтобы не оскорбить человека. Но я позвоночником чувствовал малейший подвох, мелкую подлость. Он, сытый, улыбался мне. А я, голодный, загнанный в угол зверь, улыбался ему. Такая вот игра в психологию отношений. Все нормально. Это допустимо. Это в рамках логики и тюремной этики.

Сказать правду, я был в таком положении, что был рад ему каждый раз, когда он появлялся у моего «робота», пялясь своим глазом через «пику» (глазок). И даже в душе был ему благодарен, а в некоторых случаях — искренне! Когда он впервые принес мне маленькую бутылочку разбавленной водки (естественно, за мои «лавэ»), то все сомнения в искренности его поступков тут же улетучились. А уж после того, как этот разбавленный денатурат был мною незамедлительно проглочен, после того, как выпитое произвело во мне взрыв эндорфиновой эйфории, для меня Рыба стал the best person of the whole world!

Он спрашивал, что мне приготовить и что принести завтра, проявляя всяческую заботу, но и не забывая время от времени о чем-нибудь просить. Мне было не жалко. У меня «ПЖ» на рогах. Я готов был платить самую высокую, непропорциональную цену за последнюю возможность прожить, протянуть «по-человечески».

Но больше всего мне нравилось, когда он говорил о том, что все у меня (у вас) будет нормально и что наш приговор отменят в Москве. И при этом придавал своему лицу такой убедительный, значительный вид, что создавалось впечатление его причастности к тайне, в которую посвящен узкий круг знающих людей. Я понимал, что это глупо, понимал, что это пустые слова-ловушки, разводка, попытка задобрить меня, максимально расположить к себе, но охотно обманывался и даже на несколько секунд сознательно верил его словам.

Как-то Рыба принес мне немного разбавленной (как всегда) водки в бутылке из-под «спрайта» и сказал, что сейчас принесет МРЗ-плеер, который я заказывал брату и ожидание которого сводило меня с ума. Потому что в нем содержалась моя музыка!

Полный репертуар песен, инструментальных звуков, голосов — на все времена, на каждый случай, под каждое настроение. Для меня, изолированного человека, это был не просто МРЗ-плеер, это был мощнейший источник, генератор положительных эмоций и вспомогательных сил! Это была моя колыбель звуков, в которой хотелось жить и с которой было бы не страшно умереть. Всего лишь пятьсот песен подборки, которой занималась моя сестренка, сидя по вечерам у компьютера. Это была сборка самых противоречивых по жанру, стилю и по вкусу музыкальных композиций: «Би-2», «Сплин», Эминем, Фрэнк Синатра, Цой, Земфира, Madonna, Dolphin, «ДДТ», Prodigy, «Каста», Linkin Park, Челентано, Никольский, Chris Rea, Вивальди, Шопен и многие другие безымянные и бессловесные композиции. Это был мой праздник. Это был предмет моих ожиданий! Это было то, что мне так не хватало!

И вот я проглотил уже содержимое бутылочки из-под «спрайта». Хожу по камере взад-вперед. Жду. Прислушиваюсь к себе, чувствую, как мягкая, ласковая волна эндорфиновой радости побежала по моим мозгам. Накатывает легкая эйфория. Я парю по камере в предвкушении чуда. По моим внутренностям провели перышком, внутри все поет и щекочет от ожидания счастливого момента.

И вот я слышу железные щелчки отмычки, которой Рыба (о, хороший, славный Рыба!) прокладывает свой осторожный путь к моему глазку. Он поднимает стеклышко и, боже, проталкивает какой-то беленький, маленький, обтекаемый предметик!

Потом наушники!

«Дома!»

Рыба шепчет: «Кончится батарейка, отдашь — зарядим». И бесшумно, как вор, уходит.

Я, не веря чуду, сажусь на пол, спиной к теплой батарее, лапаю пальцами, рассматриваю закопченный продукт цифровой технологии с объемом памяти в полтора гига, куда структурированно умещается вся моя музыкальная ассамблея, весь мой спектр эмоций.

Втыкаю штекер в плеер, наушники — в уши. Жму кнопку. Неоновым, синим, сказочным светом загорается консолька. «Меню». «Настройки». «Выбор песен».

Включаю первую попавшуюся. Прибавляю. Вслушиваюсь. Секунда, другая и….

Медленно (адажио?) затянули вступление скрипки, полился знакомый мотив, пауза… И тут неожиданно, не как у битлов, а мягко, с придыханием, вкрадчиво вступил бархатный баритон Синатры… “Yesterdayyyy… all my troubles seemed so far away…”

Черт побери — как меня накрыло, потащило, развезло от счастья! Я провалился куда-то в мягкое, светлое, ясное пространство — время, где царит абсолютная эйфория и любовь!

Мурашки побежали по спине, вверх по затылку. Под сопровождение этих звуков. Из меня полезла последняя сентиментальность. Ток, апогей, катарсис, кульминация счастья! Все перемешалось во мне, я превратился в одну большую положительную эмоцию, катализатором которой стал алкоголь, спровоцировав во мне огромный эндорфиновый приход! Я чуть не заплакал! Знаете, когда наворачивается слеза, но не сморгнулась, застыла, расползлась по глазному яблоку. Так и было со мной. Я превратился в истину, в свет, я полюбил жизнь и — черт меня дери — даже Рыбу! Так меня развезло от музыки и алкоголя, от долгого, продолжительного несчастья, одиночества, дискомфорта и чувства непоправимой беды! У меня не было ничего! Я был раздавлен. И вот мне досталась малость — музыка и немного алкоголя. И всё! Я воскрес!

Но потом все нормализовалось. Приступ «счастья» прошел. Алкоголь утратил свое действие, оставив головную боль после себя. Мой камерный быт обрел прежние серые краски. Музыка со временем стала приедаться. Славный Рыба стал прежним лицемером и продолжал обманывать меня по мелочам, в рамках своего аморального кодекса. В общем, карета — в тыкву, кучер — в крысу, бальная зала — в чердак и так далее по убывающей. Но в тот момент я почувствовал себя — смог почувствовать, несмотря ни на что, — самым счастливым человеком на свете! Ради таких моментов, казалось, и живешь!

Зачем я так подробно рассказываю об этом? Потому что это были значительные для меня моменты, яркие, ослепительные вспышки среди бесконечного мрака. Они были настолько сильны, что с детальной четкостью залегли в мою память. Хорошо запоминается праздник во время чумы. Еще лучше человек помнит боль. Момент, когда ему причиняли нестерпимую боль. Запоминает все нюансы и детали, сопровождающие его страдание. Об этом очень подробно будет впереди. Мне кажется, что все, о чем я пишу здесь, — это только о боли, о страдании и о попытках это преодолеть. Столько боли было пропущено через себя (моральной и физической), что умолчать об этом было бы преступлением.