Юрий Рытхэу - Чукотский анекдот

После ланча Роберт вернулся к себе в номер и попытался связаться с заливом Кытрын. После нескольких попыток ответил кабинет главного врача районной больницы На просьбу позвать к телефону Антонину Тамирак сонный голос ответил:

— Она не может подойти к телефону.

— Почему?

— Она больна…

— Как больна? Чем больна? Может быть, нужны какие-то лекарства? Сообщите, я срочно пришлю!

— Все необходимые лекарства у нас есть.

— Болезнь серьезная?

— Как сказать… Для кого серьезная, для кого — не очень…

— Простите, вы не можете сказать определенно?

От волнения у Роберта взмокли ладони, и трубка стала скользкой.

— Это не телефонный разговор.

В Кытрыне, в кабинете главного врача районной больницы, положили трубку.

Почти два дня Роберт Карпентер потратил, чтобы дозвониться до Меленского. То он был в отъезде, то на берегу, на разделке кита, то судил какую-то регату на байдарах.

Наконец, когда на чукотском берегу уже перевалило за полночь, отозвался Михаил Меленский. Взяв себя в руки, Роберт Карпентер прежде всего рассказал о делах, о том, что многие гуманитарные и благотворительные фонды могут в короткий срок собрать продукты и подготовить их к отправке на Чукотку. Учитывая бедственное экономическое положение национальных сел, весь груз может быть доставлен в бухту Гуврэль и в залив Кытрын бесплатно. Что касается оборудования для наблюдательных пунктов, то оно будет также доставлено до наступления холодов и подхода ледовых полей.

— Я не могу дозвониться до Антонины Тамирак. Сегодня мне удалось выяснить, что она больна. Однако на предложение помочь лекарствами говоривший со мной врач ничего внятного не мог сказать… Похоже, и он не знает окончательного диагноза. Мне не безразлична судьба Антонины, и я готов приложить все усилия, чтобы помочь ей вплоть до эвакуации ее сюда, на Аляску. В Номе отличная, недавно построенная больница. Хорошие клиники есть в Фэрбенксе и Анкоридже…

— Думаю, что ничего этого не надо делать. — как-то неуверенно ответил Михаил Меленский.

— Ну, а все-таки что с ней?

— Ничего особенного…

— Ничего особенного, а подойти к телефону она не может… Не понимаю.

— Да тут понимать-то особенно нечего… У нас, на Чукотке, многие болеют этим.

— Чем?

— Алкоголизмом… Одним словом, Антонина вот уже несколько дней пьет.

Эти слова в первый момент буквально оглушили Роберта. Он медленно положил трубку, почему-то проверил, правильно ли он это сделал. Трудно представить, что это юное, нежное создание сидит, бродит или лежит с бессмысленным взглядом, не понимая, что происходит вокруг, изредка дурашливо улыбаясь, переживая внутри себя неведомое другим животное блаженство. Или же мучается в похмельной ломке, лихорадочно изобретая, где можно достать хотя бы глоток живительного напитка, чтобы избавиться от студеной дрожи внутри себя, тремора рук, беспричинного страха. Каждый шорох, каждый непонятный шум громом отдаются в опустошенном алкоголем мозгу.

Такие люди время от времени выползали на улицы Нома, Анкориджа, Фэрбенкса. Иногда попадались и в Джуно, но здесь туземное население, в основном, представляли тлинкиты. На взгляд неискушенного белого человека они внешне мало чем отличались от эскимосов, но Роберт хорошо различал их. И среди тлинкитов было немало хронических алкоголиков.

Существует теория о том, что в организме коренного северянина нейтрализация алкоголя замедлена, а психика его такова, что эскимос, чукча или тлинкит становится хроническим алкоголиком в считанные месяцы. Роберт Карпентер вспомнил тени на улицах городов Аляски, напившихся в стельку аборигенов в канавах возле баров. Алкоголизм стал главной причиной убийств и самоубийств. Нередко из жизни уходили целыми семьями. Пьяных местных девушек насиловали приезжие, количество одиноких матерей росло из года в год. Многие дети рождались с психическими отклонениями. В облике когда-то здоровой арктической нации появились черты вырождения.

Коренные жители Аляски давно поняли, что по большому счету правительству нет никакого дела до спивающихся жителей Арктики. Даже больше: создавалось впечатление прямого попустительства распространению дешевого алкоголя в национальных селах. Ведь чем меньше коренных жителей, время от времени предъявляющих права на земли, тем легче белому человеку нести свое «бремя покорения» сурового края. Пришлось эскимосам Аляски самим решать эту проблему. Сейчас в национальных селах продажа и потребление алкоголя категорически запрещены. Мало того, белый человек тоже не может появиться выпившим. Даже приезжие, как ни странно, в большинстве своем соблюдают местный закон. Во всяком случае, такую картину, которую видел Роберт Карпентер в Улике, Люрэне, невозможно увидеть на острове Святого Лаврентия, на Малом Диомиде, в Уэльсе и в других национальных селах Аляски. Алкоголизм оказался не по зубам современной науке. Хотя, казалось, что тут такого особенного: всего-то требуется найти такое средство, которое бы снимало болезненное влечение к этому неестественному способу получения удовольствия. Может быть, такие способы не так уж трудно найти, но государства не заинтересованы в ограничении потребления алкоголя — слишком большие прибыли они получают от одурманивания и отравления своих народов. Это похоже на то, как политики решают межгосударственные проблемы применением смертоносных видов оружия. Ведь сами политики не воюют, они посылают на смерть своих сограждан, травят их всяческими ядами, в том числе и алкоголем, и при этом ужасно громко кричат о том, как они любят народ, как заботятся о благосостоянии своих граждан, какие они патриоты и радетели благополучия своих стран. Лицемерие политиков особенно явственно видно на их отношении к так называемым малым, аборигенным народам. Права на природные богатства в Советском Союзе объявлялись всенародными, общегосударственными. Далекий украинец считался таким же хозяином чукотского золота, как и сам чукча. Но существовало маленькое отличие: чукча не являлся хозяином украинской земли и не имел никаких прав на урожай украинского крестьянина. Правда, и сам украинский крестьянин был таким же подневольным рабом социалистического государства, как и его далекий, тундровый согражданин.

Первым желанием Роберта было срочно лететь в залив Кытрын.

Но прежде надо было закончить дела, собрать гуманитарный груз хотя бы на один рейс. И еще — в Анкоридже Роберта ждала сестра Сьюзен.

После отъезда жены с детьми в южную Калифорнию, почти на границу с Мексикой, Роберт продал их общий дом в окрестностях Сиэтла, года два мыкался по разным углам и держал свое имущество, состоявшее большей частью из книг, в больших картонных ящиках. В Анкоридже Роберт Карпентер снял постоянное жилье недалеко от корейского квартала. Так называли район города, где в небольших дешевых домиках довольно компактно проживали не только собственно корейцы, но и вьетнамцы и китайцы. Именно такой домик арендовал в Анкоридже Роберт Карпентер, и он его вполне устраивал, создавая призрачную иллюзию постоянного места жительства. Теперь он мог расставить книги, диски и грампластинки в привычном порядке.