Михай Фёльдеш - Приказ

Хриплым от волнения голосом Татар произнес:

— Грязная работа… Но итальяшки ее сделали как надо… Итак, крепость больше не стоит на нашем пути…

Марошффи непроизвольно продолжал судорожно сжимать кисть руки Татара. Он вцепился в нее намертво, как утопленник хватается за спасающего.

Татар гораздо быстрее пришел в себя, почувствовав, как заболела рука, которую с такой силой сжимал капитан.

— Да отпусти же наконец меня, черт побери! — выругался он.

Между тем начало темнеть…

В один из последних дней марта Сударыня слегла в постель. У нее вдруг резко поднялась температура, поэтому пришлось пригласить врача. Горничная Лиза открыла дверь пожилому доктору Лингауэру. Войдя, Лингауэр не без труда снял свое демисезонное пальто, которое он надел из-за пронзительного холодного ветра.

— Ну как идут дела у твоего жениха, Лиза? — поинтересовался Лингауэр. — Он все еще служит полицейским в королевском дворце?

И привычно, не дожидаясь ответа кокетливой женщины, взял ее за подбородок и поцеловал прямо в губы. Лизе нравился исходящий от доктора аромат дорогих сигар, нравилось щекочущее прикосновение его холеной бородки. Старый Джентльмен вполне удовлетворился этим беглым приветствием и поспешил сначала к молодой госпоже.

По своему обыкновению, Лингауэр прежде всего подолгу беседовал со всеми взрослыми членами семьи больного, собирал основательную информацию о симптомах заболевания и только после этого осматривал самого больного.

Эрика уже ждала доктора в гостиной, уютная чистота которой, тщательно оберегаемая от каких-либо запахов и табачного дыма, создавала у любого посетителя ощущение праздника. Это впечатление еще больше усиливалось из-за изысканной аристократической обстановки. За занавесками, висящими на окнах, можно было увидеть желтые стены церковного прихода и голые деревья, ветви которых раскачивал шаловливый мартовский ветерок. Весна еще не сменила зиму. Здесь, в Будайских горах, холод чувствовался особенно сильно. Ребята санками еще утрамбовывали снег.

В теплой комнате Эрики доктора немного разморило, но Старый Джентльмен умел владеть собой.

— Волшебница моя, поздравляю вас, у вас такой чудесный цвет лица, — льстивым голосом заворковал он. — Какие новости о вашем муже? Говорят, на итальянском фронте творится что-то невообразимое. Хорошо бы его оттуда выцарапать, пока не поздно. Знаете ли, быть фронтовым офицером совсем не просто. Отчего бы вам не поговорить с Денешфаи? Он человек влиятельный, правая рука Лукачича. Стоит только словечко замолвить, и наш капитан отправится домой.

Эрика деликатно, но достаточно твердо отклонила навязчивый совет старого доктора и перевела разговор на состояние Сударыни.

— Мне кажется, — расстроенно проговорила Эрика, — что она подхватила испанку.

Лингауэр тут же бурно запротестовал:

— Что это еще за испанка? Давайте лучше говорить о насморке, о лихорадке. Не люблю я всякие модные словечки. Ну-с, сначала осмотрим ее…

В обществе Эрики, изобразив на лице полную безмятежность, он вошел в комнату больной.

— Доброе утро, — пробормотала спросонок Сударыня по-немецки, приветствуя вошедших. — Как поживаете, гер доктор? Выпишите мне, дорогой доктор, побыстрее какое-нибудь лекарство, и давайте немного посплетничаем. Я очень простыла. — Разговаривая, Сударыня то и дело мешала венгерские слова с немецкими и все время говорила без остановки: — Вы только представьте себе, о моем сыне по-прежнему нет никаких известий, а ведь я за него очень волнуюсь: он у меня такой проказник!.. Ну рассказывайте же, о чем болтают люди?

Лингауэр добродушно засмеялся:

— Как больная вы — настоящее сокровище! Вы не мучаете, не докучаете своему врачу жалобами. И все же позвольте мне сначала осмотреть вас, что-то мне не нравится ваш пульс.

С помощью Эрики он осторожно перевернул Сударыню с одного бока на другой, прослушал ее спину и грудь стетоскопом, пересказал своей пациентке смешную историю, вычитанную им в последнем номере журнала «Флигенде блеттер».

— У вас простуда, — произнес он важно, закончив осмотр. — И насморк. Лучшее средство от него — это ром. — Затем он не спеша, но весьма тщательно вымыл руки в специально приготовленном для него тазике. — Ром, только ром, — повторил он несколько раз. — Он вам сразу же поможет.

Но Сударыня возмутилась:

— За всю свою жизнь я эту гадость в рот не брала, ни капли, и сейчас не буду. Пожалуйста, выпишите мне что-нибудь другое, любое другое лекарство!

Лингауэр не хотел отказываться от своего первоначального решения, но потом все-таки выписал на большом рецептурном бланке какое-то жаропонижающее средство.

— Ну а теперь послушаем ваши новости, гер доктор, — попросила больная. — Вы ведь знакомы со всеми офицерами в городской комендатуре и даже в гарнизоне. А уж они-то любят почесать языки. Итак, рассказывайте же!

— Да ничего нового! — рассмеялся доктор. — Тиса и Векерле суетятся, среди солдат на фронте брожение. Здесь же, в городе, люди страдают от холода и голода, ходят оборванные. Ай-ай-ай, человеческие души гибнут, можно сказать, на каждом шагу. Хотите верьте, хотите нет, я вчера присутствовал на публичной казни в матросских казармах. Туда с ближайших к площади Сентлелек улиц сбежался народ: женщины, дети, старики; они смеялись, радовались, развлекались, — словом, это было отвратительное зрелище. Сегодня утром на улице Марвань я видел стоящих в очереди людей, похожих на призраков. А знаете ли вы, что, по имеющимся сведениям, в Будапеште сейчас скрывается до пятидесяти тысяч солдат-дезертиров? Министр внутренних дел Тоот объявил о введении в столице чрезвычайного положения, Лукачич расстреливает всех направо и налево, но тем не менее вооруженные банды налетчиков нападают на склады и пакгаузы и растаскивают все, что им под руку попадает. Дорогая Сударыня, сейчас наша страна погружена в печаль, свирепствуют венерические заболевания. Ничего иного, к сожалению, я не могу вам рассказать…

Сударыня недовольно перебила его:

— Перестаньте же вы, старый пессимист! Вы-то должны понимать, что просто в эти трудные времена некоторые люди склонны впадать в уныние, а самые мерзкие душонки способны и на подлость. Но скоро этих бандитов выловят, и порядок будет восстановлен.

Лингауэр посмотрел на часы: ему надо было торопиться. На прощание он сказал Сударыне:

— В вашей душе живет решительность генерала. Хотелось бы, чтобы вы оказались правы… чтобы все образовалось…

Не успел Лингауэр удалиться, как вдова хлопнула ладонью по одеялу. Гнев ее вырвался наружу:

— Экий старый болван! Я думаю, он только в могиле успокоится… — Тут она бросила взгляд в сторону Эрики и продолжала: — Дорогая, если мы и сегодня не получим письма от Альби, то я, право, не знаю, что нам делать. Надо что-то предпринимать! Не считаешь ли ты, что нам следует обратиться к кому-нибудь? Например, к Денешфаи?