Михай Фёльдеш - Приказ

На третий или четвертый день после возвращения в руки ему попалась книга, которую совсем недавно читала Эрика. Это был роман «Серполетте». Альбин проглотил его целиком, не отрываясь. Он понял, что в образе корабля, стремительно несущегося на мель, автор описал неизбежную трагедию монархии. Страницы книги пахли духами Эрики, и Альбин впал в какой-то хмель фетишизма, в то особое состояние, когда человеку кажется, что с ним говорят вещи, принадлежащие его любимой женщине, вещи, которые она носила, пользовалась ими или просто до них дотрагивалась. Теперь одинокий мужчина стал искать все безделушки жены, те бессмысленные пустячки, которые обычно интересны только женщинам и покупаются только из-за женских капризов; для мужчины эти пустячки имеют определенный смысл. Предметы ведь тоже умеют иногда говорить, особенно если человек, соприкасающийся с ними, обладает чутким сердцем и ранимой душой. Именно это обычно имеет в виду театральный режиссер, когда он просит актера: «Не забывайте, дружище, что и реквизит может говорить». Марошффи теперь сам испытывал это на себе. А еще его охватило другое, более глубокое чувство — это было нечто вроде интеллектуального томления по спутнице жизни.

Сударыня отлично понимала, какие чувства волнуют сейчас сына. Однако даже не пыталась его хоть как-нибудь, утешить. Она сознательно не хотела этого делать, мысленно выдвигая все новые и новые обвинения против Эрики, считая, что невестка просто невежлива, что Эрике давно следовало написать ей, это же ее долг. Постепенно в ней усиливалось желание нанести удар невестке, отдалить ее от своего сына, лихой гусарской атакой отбить у нее Альби. Она намеревалась при случае сказать сыну что-нибудь такое: «Как видишь, я была права, когда предостерегала тебя. У нее совершенно неуправляемый характер. Мари Шлерн гораздо больше подошла бы тебе».

Сударыня могла бы предпринять и более решительный маневр. Например, сказать сыну: «Тебе надо смотреть правде в глаза. Она, вероятно, просто-напросто не ощущает потребности встретиться с тобой. Она считает тебя погибшим и, возможно, начала уже как-то устраивать свою жизнь. Она не принадлежит к числу тех женщин, которые всю оставшуюся жизнь верны церковной клятве. Она, видимо, считает тебя быстро вылинявшей декорацией, которую вполне можно заменить другой. И уж коль она себя так ведет, тогда почему же и ты не можешь считать себя совершенно свободным? Мари Шлерн по-прежнему независима и очень привлекательна. Правда, вокруг нее увивается некий пожилой генерал, но если бы ты только захотел…»

Однако очень скоро Сударыня убедилась в том, что гораздо легче воображать себе эти лихие гусарские атаки, чем осуществлять их на деле, а вскоре она вообще отказалась от своих планов, так как задумала нечто иное. Еще до возвращения Альби Сударыня обнаружила и спрятала дневник невестки. Сделала она это из-за того, что Лиза была чрезмерно любопытна. В свою маленькую, обтянутую шелком книжечку, расшитую золотыми нитками, баронесса крошечными буквами записывала наиболее интересные события дня.

Этот дневник вдова подбросила сыну, причем весьма осторожно и ловко, так что сын ни в чем не смог упрекнуть ее. Женская хитрость не имеет границ, когда женщине надо чего-нибудь добиться. Альби легко попался в эту ловушку и стал расшифровывать лаконичные записи Эрики. Особенно заинтересовали его события последних недель, о которых жена записала в своем дневнике не слишком много:

«Вместе с отцом мы пригласили к нам домой Денешфаи… Я опять послала записку Денешфаи… Мы вместе с Денешфаи обедали в «Карлтоне»: отец, он и я. Дело нелегкое…»

Альби никогда и в голову не приходило подумать об Эрике что-либо такое, что могло бы бросить тень на безоблачные взаимоотношения между ними. И все же он не мог понять, как ему расценить столь частое упоминание на страницах дневника имени Денешфаи. Особенно его заставляли задуматься такие записи:

«Денешфаи не совсем бескорыстный человек, а меня подгоняет время… Ну, наконец-то Денешфаи по-настоящему взялся за это дело, если верить его словам…»

Имя же самого Марошффи довольно редко появлялось на страницах этой маленькой книжечки, а если и появлялось, то как бы между прочим, например:

«Всем кажется весьма странным непонятное молчание Альби, он не пишет даже своей матери… Денешфаи считает Альби прекрасным офицером, замечательным человеком и настоящим патриотом… Замечательным, только непонятно, что под этим подразумевает сам Денешфаи?»

О частной жизни Эрики свидетельствовали довольно лаконичные записи:

«Вчера вместе с отцом была в опере, музыка Вагнера мне теперь кажется слишком громкой, хотя я по-прежнему люблю ее… Слушала сонеты Бетховена в консерватории, в партере было много слепых военных… Дохнаньи и Хубай все еще популярны, но почему?.. Говорят, надо обязательно посмотреть «Отель «Империал», утверждают, что это прекрасное пацифистское произведение, где в уста одного русского солдата автор вкладывает то, что смело мог бы сказать любой венгерский солдат или даже офицер: «Я больше не желаю никого убивать, я уже не верю в то, что это необходимо…» Мари Шлерн, старая любовь Альби, пригласила меня на спиритический сеанс, но я не люблю общество дам, увлекающихся благотворительностью, хитрых иезуитов, всяких выскочек-политиков и офицеров, которые под любым предлогом стараются избежать отправки на фронт… Байрона я люблю за его пессимизм, а Фламмариона — за оптимизм… Правда, не исключено, что я могу там встретиться с интересными людьми…»

Иногда Эрика писала более подробно: об одном дне она заполнила записями несколько страниц дневника:

«Известная суфражистка Марианна Ф., с которой я встретилась на послеобеденном чае, затащила меня к себе. Она уверяет, что Каройи склонен заключить сепаратный мир, но прежде он хотел бы добиться примирения между многочисленными народностями нашей монархии, и вообще необходимо хотя бы по рецепту Фердинанда покончить с дуализмом. Тиса чинит ему всяческие препятствия, поэтому надо добиться, чтобы он ушел со своего поста. Марианна играла вальсы Легара, от которых у меня так щемит сердце, при этом она всячески поносила войну, которую считает отвратительной выдумкой мужчин. Потом она захлопнула крышку рояля и заявила, что мир до тех пор не будет счастливым, пока женщины не займут в нем главенствующее положение. Она всячески восхваляла мою красоту, гладила, обнимала, даже целовала меня. И была весьма удивлена, когда я внезапно уехала…»

А через несколько дней Эрика записала в своем дневнике следующее:

«Сегодня за окном какой-то темно-синий туман. Я разглядывала его из окна, и мне казалось, что в его мареве плавают какие-то странные люди-чудовища, похожие на рыб… Я читала роман Шандора Броди «Доктор Фауст», он так меня взволновал…»