Михай Фёльдеш - Приказ

И Марошффи подробно обосновал свою точку зрения. Штромфельд, не перебивая, выслушал его, а когда тот закончил, сказал:

— Ваш рассказ очень заинтересовал меня. Я к этому вопросу еще вернусь. А пока изложите мне свою точку зрения письменно. — Когда Марошффи был уже у двери, Штромфельд добавил: — Не забудьте о том, что Бем мечтает создать такие вооруженные силы, которые будут независимы от военного совета. С этой целью он приказал разработать план по демобилизации и призыву, а это означает, что нужно распустить имеющиеся в настоящее время призывные пункты и организовать новые, необходимые для формирования будущей армии. Следовательно, вам в своих планах необходимо будет учесть это. Для нас сейчас самое главное заключается в том, чтобы мы в этот переходный период благополучно миновали неразбериху, оставив в то же время дверь открытой на случай проведения мобилизации.

Марошффи и без того хорошо знал имеющиеся трудности. Они заключались в том, что старые военачальники не хотели демобилизовываться, а новые пока еще не получили в свое распоряжение необходимого количества солдат, поскольку вербовка в армию проходила с большим трудом.

Марошффи взялся за порученное ему дело с чувством ответственности. Он выполнял одновременно две задачи: первая — это та, что поставил перед ним Штромфельд, и вторая — та, которую он решал по собственному желанию. В рабочей суматохе он забыл обо всем на свете, кроме данного ему задания. Он вновь чувствовал себя военным и потому все силы отдавал делу.

Домой в тот день он вернулся уставшим и застал у Сударыни Мари Шлерн. Обе женщины, как они выразились, беседовали о «финансовых делах», однако от Альби не ускользнуло, что одета Мари была особенно тщательно. Он отлично понял, что это не случайно, ведь ради Эрики Мари никогда не щеголяла своими туалетами. Она вообще не обладала особенно тонким вкусом, однако как всякая умная женщина умела одеться так, чтобы непременно обратить на себя внимание мужчин. Духи, которыми она пользовалась, были совсем не похожими на фабричные, но в то же время были очень женственными.

Этот вечер Мари провела в обществе Сударыни и Альби. Тридцатилетняя Мари производила впечатление цветущей, полной жизни женщины, готовой идти навстречу любовному увлечению. Что бы она ни делала: сидела, стояла или ходила, — все ее существо, каждое ее движение подчеркивало красоту здорового женского тела. Такого рода женщины в мужчине прежде всего ищут возлюбленного, они, как правило, отнюдь не желают интеллектуальных усложнений, они попросту не способны на них.

Пристрастие Мари к их дому нисколько не удивляло Марошффи. Он и без того прекрасно знал, какую игру она ведет.

Однако сейчас Мари вела себя так, что, глядя на нее со стороны, никак нельзя было подумать, что она намеревается кого-то соблазнить и разорить чужое семейное гнездышко. Она разыгрывала из себя само терпение, хотя и ее манера говорить, и оживленный зовущий взгляд, и быстрое движение пальцев, нервно поправляющих волосы, — все это как бы говорило собеседнику: «Вот я, чего же ты ждешь, глупый?» Такая манера держать себя выработалась у нее отнюдь не за четыре года войны, а была, можно сказать, впитана ею еще с молоком матери и в полной мере соответствовала морали деятельных буржуазных кругов, в которых крепость взаимных уз мужчины и женщины способствовала вопреки всем препятствиям, если таковые имелись, общим материальным интересам.

И вот теперь снова настало время, когда Мари опять могла безраздельно владеть своей первой любовью. Альбина она никак не могла забыть именно потому, что он был первой ее любовью, утраченной и завоеванной вновь.

Мари передала Альби ключ от своей квартиры, чтобы он мог приходить к ней в любое время, когда захочет.

Теперь они встречались каждый вечер. Мари вела себя очень тонко, она никогда не заводила при нем разговора о том, что было ему неприятно. Она щадила его раны и в то же время умело занимала его историями, которые происходили с их общими знакомыми. Во время каждой встречи Мари удивляла Альби своими маленькими сюрпризами: то давала ему английские, французские или итальянские иллюстрированные газеты и журналы, то дарила американские сигареты или какие-нибудь приятные безделушки, полученные ею из Швеции. Ее выдумкам, фантазии и усердию не было конца. В тот период в Пеште покупатель, имевший хорошие деньги, мог приобрести все что угодно через торговых посредников. Обедневшие господа, женщины и мужчины, за соответствующее вознаграждение нисколько не стеснялись заниматься спекуляциями в своей среде.

Мари обычно встречалась с подобными людьми либо в бассейне, либо в кафе, где она и покупала контрабандные товары. В бассейн она ходила ежедневно, для того чтобы держать свое тело в форме. Плавание не только освежало ее, но и помогало держать стабильный вес. Каждый вечер она критически рассматривала свое тело в спальне перед большим трюмо. Несколько раз она сделала так, чтобы в таком виде ее увидел Альби. А на подобные поступки, как известно, решаются лишь женщины, очень уверенные в себе.

Утомленные любовными ласками, они однажды лежали рядом, и Мари вдруг неожиданно затронула довольно экзотическую тему:

— А знаешь, самым умным глупцом на этом свете был Гоген. Это он обнаружил на Таити чудеса из чудес. Океан, крохотные островки, пальмы, знойный южный ветер, рокот волн, набегающих на пляж, — все это дурманит голову. Альби, дорогой, скажи только одно-единственное слово, и уже завтра у меня будет два билета на самый лучший английский или французский лайнер… — Альби ничего не ответил ей. — После четырех страшных лет войны нам необходимо как бы заново родиться, но сделать это в нашем парализованном городе невозможно…

Альби повернулся к Мари и долго и жадно целовал ее, а когда отпустил, она прошептала ему на ухо:

— Ты мой господин, моя радость! Но неужели ты не хочешь повидать мир?

Он упрямо молчал.

На следующий день, 20 марта 1919 года, с самого утра рабочий день в министерстве начался бурно: стало известно о новой ноте полковника Викса премьер-министру Беринкею с требованием освободить новые районы, которые надлежало передать румынским и чехословацким войскам. Точно, разумеется, никто ничего не знал, так как в министерстве ходили самые противоречивые слухи. Доподлинно было известно только то, что правительство проводит бесконечные заседания, так как на эту ноту надлежит дать ответ в течение двадцати четырех часов. Вскоре стало известно, что Беринкей не способен на это.

— Он не решается ответить, — сказал подполковник Жулье, — так как чувствует себя трусом для «да» и слабым для «нет». По-моему, он вообще человек пропащий.