Михай Фёльдеш - Приказ

Марошффи молча сидел в углу, печальным взглядом наблюдая за присутствующими.

К нему подсел Жулье и тихо сказал:

— А этот Карпати говорит далеко не глупости.

— Нам еще в тысяча восемьсот сорок восьмом году следовало бы извлечь уроки, — сказал ему Альби. — Кошуту советовали то же самое, но он слишком поздно прислушался к этим советам. Не с Веной надо было договариваться, а с Прагой, Бухарестом, Загребом и Белградом.

Жулье подвинул свой стул поближе к Марошффи, чтобы лучше слышать его.

— Да, конечно, — согласился он. — Нам нужно наконец решить, что делать…

В соседней комнате находились молодые офицеры, которые время от времени слишком громко смеялись. Во время особенно сильного взрыва хохота все присутствующие в комнате Истоцки замолчали, и тогда из соседней комнаты явственно донеслось:

— Представьте себе, Ватяи уже два часа подряд «диктует» что-то машинистке Като…

В соседней комнате раздался новый, более оглушительный взрыв хохота.

— Нам теперь необходимо, — продолжал Жулье, — создать совершенно новое правительство из завсегдатаев светских салонов. А уж оно начнет крупную политическую игру в покер, раздавая карты то румынам, то северным, то южным славянам. Ты это понимаешь, дружище?

Марошффи откровенно сознался, что не понимает. В этот момент Истоцки позвали к телефону. Вернувшись после разговора, он сказал:

— Совещание в совете министров закончилось довольно-таки драматически. Сенде удалился, Винце Надь удалился, зато в число господ прорвался Фештечич и сразу же хотел захватить власть. Он предложил провозгласить военную диктатуру, опираясь на сорок тысяч солдат. Каройи было предложено уйти в отставку. С Парижем и Лондоном постоянно велись переговоры… но ничего не вышло… Проклятый день…

Несколько позднее к Истоцки зашел сотрудник из министерства, одетый в гражданское платье, побывавший в городе. Он доложил Истоцки о настроении жителей.

— Я только сейчас вернулся из Пешта. Там все спокойно. Люди снуют туда и обратно, словно ничего и не случилось. Однако поговаривают о том, что представители социалистов, прекрасно осведомленные о положении страны, выступают перед рабочими на заводах и в профсоюзных клубах. Например, на заводах Липтака в Кишпеште и на Чепельском оружейном заводе эти мероприятия называют собраниями…

После шести часов во всем здании почувствовалось заметное оживление. Вернулся Томбор, но Штромфельда с ним не было. Вид у Томбора был усталый. Он прошел в свой кабинет, а затем вызвал руководящих сотрудников управления. Собралось человек десять — пятнадцать. Одни сидели вокруг стола, другие стояли. Марошффи снова оказался рядом с Жулье.

Томбор в тот день выкурил, по-видимому, множество сигар и потому говорил хриплым голосом:

— Новая нота Викса, которую он по указанию из Парижа вручил сегодня в десять часов утра нашему правительству, — это страшный удар для нас. Клемансо требует, чтобы мы за Тисой очистили полосу сто километров шириной и пятьдесят — восемьдесят километров глубиной и отвели из нее свои войска. Этим они разорят нас. От Мароша до Верхней Тисы лежит территория двадцать пять тысяч квадратных километров, и эту территорию мы должны отдать румынским королевским войскам и французским войскам. А ведь речь идет об исконно венгерских землях. Таким образом, мы должны будем потерять Сегед, Ходмезевашархей, Орошхазу, Мако, Дебрецен и Ньиредьхазу. Помимо этого, румынские войска, двигающиеся с направления Марамарошсигеда, отрежут нас от Русинско по линии Печ, Хуст, Берегсаз, Чап, Токай, а это означает, что мы потеряем еще пятнадцать тысяч квадратных километров. Если мы до этого рассматривали раздел по демаркационной линии как убийство, то теперь должны потерять еще территорию сорок тысяч квадратных километров. Теперь-то уж фактом оказалось то, чему мы не хотели верить с первого раза, что Антанта рассматривает новую демаркационную линию окончательной границей Венгрии, которую не может изменить даже мирный договор, а если и может, то только еще больше нам во вред.

Томбор сел за письменный стол. Воцарилась полная тишина. Обхватив голову руками, Томбор долго молчал, а затем сказал:

— Кто и теперь все еще верит Вильсону, тот самый настоящий болван! Запад, выступающий под демократической маской, не больше и не меньше чем разбойничья банда!

— Теперь весь вопрос будет заключаться в том, — первым нарушил тишину Жулье, — что собирается предпринять наше правительство?

— Ничего, — ответил ему Томбор. — Оно подало в отставку.

— И передало всю полноту власти социалистам? — спросил Денешфаи.

Томбор посмотрел на него таким взглядом, словно видел впервые в жизни и теперь напряженно думал, кто же это такой. Затем он снова заговорил:

— Беринкея в этой стране уже больше ничто не интересует, меня — тоже. Но социалисты пока еще не приняли решения. Меня и Штромфельда как военных специалистов пригласили только для того, чтобы выслушать наше мнение. Первый вопрос, который нам задали, касался того, может ли в настоящий момент венгерская армия противостоять требованиям, предъявляемым нам в новой ноте Викса. Мы оба в один голос ответили, что не может. Тогда нам задали еще один вопрос: «Что же в таком случае необходимо делать?» Я молчал, не зная, что можно ответить. А Штромфельд высказал свое мнение. «План Вильсона провалился, — сказал он твердо. — Пацифизму тоже пришел конец, следовательно, возникла необходимость в новой ориентации, которая будет заключаться в том, что нам надлежит повернуться к Западу спиной. — А затем он заявил: — Я лично предлагаю заключить в интересах отечества союз с пролетариатом всего мира!» Ну и удивил же наш Штромфельд социалистов своим предложением! Он еще остался там, а я вернулся сюда. Переговоры ведутся на различных уровнях…

Жулье, впервые за весь день потеряв терпение, горячо заговорил:

— Начиная с октября в этой стране проводится политика национальной катастрофы. Третьего ноября мы заключили в Падуе всеобщее соглашение о прекращении огня. Однако французы нарушили это соглашение, посчитав, что оно их не касается, более того, д’Эспере даже сообщил командованию сербской королевской армии, что их войска должны занять новые районы. А тринадцатого ноября он появился в Белграде и с присущей ему французской заносчивостью объявил Каройи, Ясаи, Бокани и Черняку свои новые условия, согласно которым южная демаркационная линия должна проходить через верхнее течение Надь-Самоша, затем пересекать Бестерце, Марошвашархей, далее отсекать устье Мароша от Тисы и далее через Сабадку, Байу, Печ по берегу Дравы идти вплоть до старой границы. Помимо потери огромной территории все это еще означает разоружение наших войск. Всего-навсего нам разрешается иметь шесть пехотных и две кавалерийские дивизии. Одновременно с этим мы должны распрощаться с большим количеством оружия, боеприпасов, паровозами, вагонами и лошадьми. А взамен всего этого получить соглашение, которое отнюдь не гарантирует безопасность наших границ. Двадцать четвертого декабря нам вручили новую ноту, согласно которой мы должны были очистить огромную территорию на севере страны, вплоть до течения реки Инойя, которая должна отойти Бенешу. А тем временем румыны нарушили соглашение о прекращении огня и продолжают продвигаться вперед. Они так и рвутся к Тисе, а Секейская дивизия не мешает им делать это… За все кому-то рано или поздно придется отвечать! — выкрикнул Жулье.