Михай Фёльдеш - Приказ

Вторая половина апреля, вплоть до тридцатого числа, была для Марошффи какой-то особенной. Спал он не более четырех часов в сутки, а остальное время, потеряв ему счет, работал. В те дни вся тяжесть дел наркомата лежала на плечах тех, кто хотел работать. Жулье и Томбор относились к их числу. Те же, кто пожелал «скомпрометировать» себя, постарались уйти в тень.

Однажды Марошффи написал в своем блокноте:

«Каждый день сейчас не что иное, как кровавое испытание… Восточный фронт дрогнул, войска в беспорядке отступают, и нет возможности остановить их… Самые понятные донесения поступают от Петера и Юлии Ач. Произошел как бы прорыв плотины… Действия Томбора я считаю правильными. Особенно мне нравится, что он настаивает на скорейшем возвращении в армию Штромфельда… Мардареску потому так распоясался, что чувствует за своей спиной силу французской армии… Лемберкович заявил: «Нам пришел конец!» Я начал с ним спорить, сказал ему, что мы пропадем, если нам не удастся остановить румын на берегах Тисы, а на севере пробить «ворота». А для этого нам необходимо упорно оборонять линию фронта в верховьях Тисы…»

Чем печальнее были поступавшие донесения от командиров и секретных агентов, тем больше Марошффи погружался в работу.

В один из дней от Петера и Юлии была получена телеграмма, а затем последовала телефонограмма с ужасающими новостями. Офицеры Кратохвила и командиры подразделений и частей Трансильванской дивизии выступили против решений директорий Надькароя и Сатмара. Оба эти города очень быстро пали, в то время как уставшие, полностью деморализованные солдаты 39-й бригады, побросав личное оружие и пушки, обратились в бегство, спасая собственные жизни.

Марошффи снова сделал в своем дневнике невеселую запись:

«Пала и Надьварада… С лица Денешфаи почти не сходит ехидная усмешка, он даже спросил меня: «Можем ли мы еще говорить о создании Красной армии?» Карпати ведет себя как циник… Томбор начинает терять самообладание… А ведь я знаю, что у нас есть возможности изменить положение, если мы проявим свою энергию и не упустим время… Сейчас же смело можно говорить о предательстве Кратохвила: судя по его поведению, он хотел бы вместе с румынскими войсками войти в Пешт, только Мардареску вряд ли станет делиться с ним славой…»

Однако население Будапешта не знало действительного положения. Коллегия по военным делам приняла ряд действенных мер для укрепления воинской дисциплины в армии. Части и подразделения 6-й дивизии временно остановились на участке Кюртец — Талиаш, а Погони предпринял ряд мер для обороны Ньиредьхазы и Дебрецена. После падения Надьваради добрая половина членов Советов ушла на фронт, а оставшаяся половина имеете с членами правительственного совета отправилась на крупные промышленные предприятия или в провинциальные города.

Тетрадь Марошффи в кожаном переплете обогатилась новыми записями:

«Наконец-то начался призыв в армию! Но мы все еще не ведем разговоров о всеобщей мобилизации, хотя теперь к этому склоняется и Томбор… Правительственный совет принял решение о создании командования Восточной армии. Но почему так поздно? Бем назначается командующим армией, а Штромфельд, который уже снова находится в армии, — начальником генерального штаба! Вот это хорошо! Кривая постепенно выпрямляется!.. С необыкновенной быстротой идет формирование Красной дивизии…»

Последнюю строчку Марошффи дважды подчеркнул. Написана она была твердым крупным почерком и вся как бы светилась уверенностью.

В воскресенье, двадцатого апреля, вся бригада металлистов провела первый смотр на площади Керенд. Чтобы посмотреть эту церемонию, на обеих сторонах проспекта Андраши и вокруг самой площади собралось много народу. Жители города уже почувствовали, что им угрожает серьезная опасность, а те из них, кто знал немного больше других, лихорадочно следили за развитием событий.

Смотр проводил Хаубрих, который выступал на нем в двух ипостасях: как член правительственного совета и как член коллегии по военным делам.

Небо в тот день было безоблачным, а удушающая теплота предвещала грозу. Большая часть металлистов (все они были вооружены) встала в строй в гражданской одежде. Из-за отсутствия винтовочных ремней оружие пришлось держать «у ноги». Вооружение было самым разнообразным: карабины, маузеры, винтовки системы Верндля и русские трехлинейки. Снаряжение самое пестрое, но зато на лицах солдат застыло выражение исключительной решительности. Хаубрих произнес короткую речь, но Марошффи не столько слушал оратора, сколько внимательно рассматривал лица солдат.

Об этом событии он оставил в своем дневнике такую запись:

«Солдаты не кричали, как в 1914.году. Они вели себя тихо, были серьезными, дисциплинированными, даже немного мрачноватыми. В душе я ликовал. Такие люди будут сражаться против врагов до последней капли крови».

Когда смотр приближался к концу, небо неожиданно затянули тучи, подул сильный ветер и запахло грозой.

В толпе зевак Марошффи увидел Эдит Алторяи в обществе Денешфаи и Карпати. На голове у девушки была шляпа с широкими полями, на плечах — длинное пальто.

Заметив Марошффи, Эдит мгновенно придала лицу гордое, надменное выражение и отвернула голову в сторону.

Вскоре после этого начался дождь. Его первые крупные капли забарабанили по асфальту тротуара и каменной брусчатке площади и проспекта Андраши.

Марошффи подземкой доехал до площади Гизеллы. За это время ливень закончился, и Марошффи пешком перешел через мост и направился в крепость.

Поздно вечером в военном министерстве появился Штромфельд. С собой он привез из Дьера Самуэли. Нужные офицеры к утру получили соответствующие назначения. Марошффи, Жулье, Денешфаи, Флейшакер и Карпати получили назначение в Восточное командование и на следующее утро специальным поездом Бема выехали в Сольнок.

В пасхальный понедельник Марошффи сделал в дневнике следующую запись:

«И вот мы уже в Сольноке, где расположились в отеле «Националь», заняв в нем сорок номеров, а наш спецпоезд стоит на запасных путях под парами… Я с удовольствием наблюдаю за Штромфельдом. На его плечах лежит большая ответственность, о многом ему ничего толкового не могут доложить, многие потеряли всякую надежду, так как охвачены ужасом, с фронта то и дело поступают сообщения о все новых и новых потерях… А Штромфельд как ни в чем не бывало старается внести во все порядок… Сейчас самый важный вопрос заключается в том, удастся ли нам создать очаги сопротивления или плацдармы…»

Положение Штромфельда осложнялось не только отходом войск за Тису, но и контрреволюционными акциями в Задунайском крае. Двадцать второго апреля пал Дебрецен, а затем Надькалло и Ньиредьхаза, потому что двадцать шестого апреля Кратохвил сложил оружие.