Михай Фёльдеш - Приказ

На какое-то мгновение Руди Шлерн затих, удивленный молчанием Марошффи, на месте которого он стал бы оплакивать свою квартиру. Он не понимал, почему Альби так спокоен. Возможно, Руди Шлерн и сам поступил бы иначе, если бы и ему было суждено пережить то, что пережил Альби после пребывания в Бадене: прятался бы у прачки Анны Шнебель, жил бы на Заводской улице… Теперь же родным домом Альби Марошффи стал спецпоезд командующего армией. Альби беспокоила сейчас не квартира, а положение матери.

— А что с матерью? — с тревогой спросил он.

Руди всплеснул руками и сказал:

— Не хочу тебя пугать, но думаю, что ты вовремя приехал домой. Бедняжка заперлась в своей комнате, сейчас она не желает разговаривать ни со мной, ни с моей женой, а шум, который поднимают дети, расстраивает ее. Она даже Регину Баркоци теперь видеть не желает, и все после того, как эта святая женщина сказала ей, что настала ее очередь убирать коридор и ванную… Ты же понимаешь, что убирать все же нужно… Да что я тебе рассказываю! С тех пор Сударыня обиделась и молчит, как в рот воды набрала… Но ведь и мы же не слуги ее! Ни я, ни моя жена, ни Регина Баркоци! — Руди огорченно продолжал: — Все это я рассказал патеру Шоймару Кристиану, который время от времени навещает нас, главным образом Регину. У него очень доброе сердце, и он всегда утешает нас. Короче говоря, облегчает, как может, нашу жизнь. Он привел к твоей матери молодого, но очень способного врача. Тот ее внимательно обследовал, а потом сказал: «Положение старой дамы безнадежно». Представь себе, как мы все перепугались! Разумеется, нас интересовало, что с ней, не заразна ли ее болезнь. Но то, что сказал нам святой отец, прямо-таки ошарашило нас. Он сказал: «Старая дама не хочет больше жить. Вот и вся беда». Попытайся сам поговорить с ней, повлияй на нее. Ведь ты ее сын, и, возможно, тебе удастся сделать чудо, быть может, ты еще можешь вернуть ее к жизни. — Понизив голос до шепота, он продолжал: — Не собираюсь учить тебя, но должен сказать, что твоя мать где-то прячет ценности, и очень большие. И хотя нам, казалось бы, до этого нет никакого дела, но… Жаль будет, если твоя мать умрет и унесет свою тайну с собой.

Однако Марошффи нисколько не интересовали опасения Руди Шлерна; он хотел увидеть мать, чтобы помочь ей.

Подойдя к массивной дубовой двери, ведущей в комнату матери, Альби постучал, но не получил ответа. Он постучал еще раз, уже громче, но опять безрезультатно. И тут Альби вспомнил, что из ванной в комнату матери ведет небольшая дверь, которая тоже запирается, но, если надавить на нее, она сразу же откроется. Так он и сделал.

Он вошел в темную комнату матери. Шторы на окнах были опущены. В нос ему ударил неприятных запах, а когда Альби включил свет, взору его представилось ужасное зрелище. Мать в старом домашнем халате сидела в кресле, ноги ее были укрыты пледом, а руки с крепко сцепленными пальцами лежали на коленях. Сударыня была жива, но она не обратила на сына никакого внимания, и ее можно было принять за мертвую.

Альби позвал мать, однако она ничего не ответила. Он позвал ее еще несколько раз, но все безуспешно. Тогда он распахнул окна, чтобы проветрить комнату, и вышел из нее.

Регина Баркоци и Руди Шлерн ожидали его за дверью в соседней комнате.

— Ну что ты скажешь? — спросил его Руди.

— Нужно немедленно отправить ее в больницу, — посоветовала Альбину Регина, которая за то время, пока он не видел ее, сильно состарилась, хотя все еще старалась держаться бодро. Говорила она быстро-быстро, словно на исповеди, но негромко: — Мы, к сожалению, ничем не можем ей помочь, все наши старые связи потеряны. Быть может, только генерал Берти что-нибудь мог бы сделать для нее, так как у него есть несколько хороших знакомых, которые служат в теперешней армии, из патриотических соображений, разумеется… Но бедняжку Берти хватил апоплексический удар… Зайдемте ко мне на минутку, хорошо?

Не дожидаясь ответа, Регина взяла Марошффи за руку и потянула за собой в свою комнату, где было светло и чисто, но воздух и здесь был немного затхлым. Усадив Альби в кресло, она быстро затараторила:

— Знаете, этот воздух проник сюда из комнаты Сударыни, а я так от этого страдаю! Лучше было бы мне остаться в своей квартире, но теперь уже ничего не сделаешь. Если бы человек мог заранее знать, что его ждет… — Она тяжело вздохнула, на глазах у нее показались слезы. — Какой ужасный удар постиг нас всех! — Она опять вздохнула. — Жизнь наша стала ужасной, и все это, видимо, за наши старые грехи! И ваша жизнь далеко не сладка, господин капитан. Знакомые моей хорошей подруги рассказывали мне, что их, как и вас, насильно забрали в армию; как им приходится страдать из-за этих серых неотесанных мужланов! Если бы они не любили так горячо свою родину и не преследовали бы далеко идущих целей, то… Надеюсь, вы меня понимаете?..

Марошффи жестом руки хотел прервать болтовню Регины, но она приняла этот его жест за поощрение и продолжала говорить еще торопливее:

— О, я понимаю, очень хорошо понимаю ваше положение! Утешает нас только сознание того, что у нас много таких бравых офицеров, которые, подобно вам, испытывают такие же муки. Если не ошибаются мои осведомители, то недалек день, которого мы все так ждем. Вы, господин капитан, наверняка знаете, что вам тогда придется делать, да это хорошо знает каждый порядочный человек…

Не дослушав Регину, Марошффи встал, объяснив, что ему пора идти. Прежде чем выйти из комнаты, он сказал, что сам позаботится о матери, а если возможно, то увезет ее в больницу.

Когда Альби вышел в прихожую, Руди Шлерн сунул ему в руку два письма.

— Одно письмо прислала из Вены еще десять дней назад твоя жена, а второе на днях бросили в почтовый ящик.

Первый взгляд Альби бросил на письмо Эрики.

— Мы могли бы переслать тебе его, но, извини, не знали твоего адреса, да и боялись, как бы оно не затерялось где-нибудь. Письмо Эрика отдала одному знакомому банковскому служащему из Вены, который хотел лично встретиться с тобой, но сделать это ему не удалось, и он просил передать тебе, чтобы ты ни в чем не винил Эрику. Живет она недалеко от Вены, где у нее есть все необходимое, а ведет себя скромно и порядочно. — Глубоко вздохнув, он продолжал: — Да, в Австрии никакой диктатуры пролетариата нет и в помине.

Письмо Эрики Альби распечатал, выйдя на улицу.

«Альби, дорогой мой, сейчас я живу в Бадене, — быстро пожирая строчки глазами, читал Марошффи, — и каждый день хотя бы раз езжу к отцу в Вену, который занимает видный пост в Дунайском банке. Не знаю, как получилось, но я живу на вилле фрау Родерих, и как раз в той самой комнате, которую ты занимал, когда находился в Бадене.

Фрау Родерих, впустив меня в свой дом, очень быстро выяснила, что я фрау Марошффи, то есть жена капитана генерального штаба Марошффи. А выяснив это, хозяйка преподнесла мне много различных безделушек, которые остались после тебя в ящиках. Были среди них и несколько писем, которые ты наверняка получил от женщин, но скажу тебе откровенно, что я ни одного из них не прочитала, а все оставила для тебя.