Нина Ищенко - Локусы и фокусы современной литературы

Ну и конечно, если моральные и религиозные идеи создают общественные нормы поведения, которые объективируются в артефактах и формах социального взаимодействия, то возможно, наблюдая реализованные в обществе формы общественного поведения, пройти обратным путем – построить эмпирически теологию, которая бы все окружающее описывала. Из западной культуры самый умный из персонажей вычитывает такую теологию, катарскую. Надеюсь, не в этом причина популярности сериала, затмившего «Игру престолов».

Книги Елены Хаецкой о борьбе с катарами

В среде ролевиков и реконструкторов Средневековья альбигойский крестовый поход если не популярен, то по меньшей мере известен. Он имел место в то же время, что и Третий крестовый поход, в котором участвовал Ричард Львиное Сердце и который описывал Вальтер Скотт, так что мимо него не пройдет любой, кто интересуется эпохой. В этой среде и были написаны книги Елены Хаецкой:

«Добрые люди и злой пес» – короткий рассказ, о «добрых людях», как звали катаров, и их противнике святом Доминике, чье имя означает «пес Господень».

«Жизнь и смерть Арнаута Каталана» – о человеке из катарского края с сильными традициями и укоренившимися практиками, который в конце концов стал инквизитором. Инквизицию папа Иннокентий XIII создал как раз для розыска катаров. Когда добрые люди попадались, они должны были говорить правду о себе, чтобы не оскверняться. Но остальные члены секты обязаны были любой ценой этого не допустить, и поскольку в конце жизни они надеялись принять утешение, которое смоет все грехи, до этого момента им дозволялась и ложь, и ложная клятва, и убийство. Инквизитор в переводе значит «следователь», который распутывал эти дела и находил сбежавших катаров.

«Дама Тулуза»: шутка фиолетового рыцаря

Роман Елены Хаецкой «Дама Тулуза» написан о Тулузе и Симоне де Монфоре, который воевал против добрых людей. Симон де Монфор стал известен в позднесоветский период рядовому читателю благодаря реконструкции шутки Коровьева из «Мастера и Маргариты», которую предложила литературовед И. Л. Галинская:

«А как же все-таки с тем злосчастным для булгаковского рыцаря каламбуром о свете и тьме, про который рассказал Маргарите Воланд?

Полагаем, что его мы тоже нашли в «Песне об альбигойском крестовом походе» – в конце описания гибели при осаде Тулузы предводителя крестоносцев – кровавого графа Симона де Монфора.

Последний в какой-то момент посчитал, что осажденный город вот-вот будет взят. «Еще один натиск, и Тулуза наша!» – воскликнул он и отдал приказ перестроить ряды штурмующих перед решительным приступом. Но как раз во время паузы, обусловленной этим перестроением, альбигойские воины вновь заняли оставленные было палисады и места у камнеметательных машин. И когда крестоносцы пошли на штурм, их встретил град камней и стрел. Находившийся в передних рядах у крепостной стены брат Монфора Ги был ранен стрелою в бок. Симон поспешил к нему, но не заметил, что оказался прямо под камнеметательной машиной. Один из камней и ударил его по голове с такой силой, что пробил шлем и раздробил череп.

Смерть Монфора вызвала в стане крестоносцев страшное уныние. Зато в осажденной Тулузе она была встречена бурным ликованием, ведь ненавистней и опасней, чем он, врага у альбигойцев не было! Не случайно автор «Песни об альбигойском крестовом походе» сообщал:

A totz cels de la vila, car en Symos moric,

Venc aitals aventura que l'escurs esclarzic.

(На всех в городе, поскольку Симон умер,

Снизошло такое счастье, что из тьмы сотворился свет).

Каламбур «l'escurs esclarzic» («из тьмы сотворился свет») адекватно по-русски, к сожалению, передан быть не может. По-провансальски же с точки зрения фонетической игры «l'escurs esclarzic» звучит красиво и весьма изысканно.

Так что каламбур темно-фиолетового рыцаря о свете и тьме был «не совсем хорош» (оценка Воланда) отнюдь не по форме, а по смыслу. И действительно, согласно альбигойским догматам, тьма – область, совершенно отделенная от света, и, следовательно, из тьмы свет сотвориться не может, как бог света не может сотвориться из князя тьмы. Вот почему по содержанию каламбур «l'escurs esclarzic» в равной степени не мог устраивать ни силы света, ни силы тьмы».

Вот об этом Монфоре и об этой осаде роман «Дама Тулуза».

Баграт Шинкуба. «Последний из ушедших»

Роман советского абхазского автора о махаджирах – мусульманских народах, которые переселялись с Кавказа в Турцию в конце XIX века. Махаджир и переводится как ушедший. Главный герой – последний из целого народа, переселившегося в мусульманскую страну, и единственный, сохранивший прежнее самосознание. Очень хорошо написано, очень страшная тема. Межкультурное взаимодействие в современном мире как оно есть.

Панарин сказал, что если Россию западные мыслители представляют как тюрьму народов, то западный мир – кладбище народов. В книге это проиллюстрировано наглядно. Как ни плохо было этим горцам в России, они здесь выжили, а на благословенном западе исчезли. Механизмы, работающие там и уничтожающие культуру, автор прописал хорошо, на Украине это все сейчас работает, вплоть до смены религии. Механизмы же, сохраняющие культуру в России, не затронуты. Такая выборочность объясняется, видимо, задачами критики царизма, но не только. За счет чего и как Россия сохраняет свое разнообразие иным, незападным способом, это до сих пор актуальная проблема, которая не решена.

Борис Лавренев. «Сорок первый»

Не думайте, что это год и книга о Великой Отечественной войне. Повесть написана в 1924-м и тема ее – гражданская война. Книга не длинная и в художественном отношении замечательная. Автор – дважды лауреат Сталинской премии, это говорит само за себя.

В книге есть война, любовь и смерть, все что мы ищем в приключенческом жанре. Лучше не пересказывать, прочитать недолго. Отмечу один момент, эстетский, как я люблю.

Эта книга – попытка использовать приключенческий жанр для работы с таким материалом, который никогда не попадал в поле зрения романиста: жизнь волжских рыбаков, приаральских кочевых племен, каспийских моряков. Это не индейская экзотика, которую разрабатывали европейские и американские авторы, тут нет отстраненности. Если Рене Шатобриана попадает в индейское племя как в чужой мир вне цивилизации, герои Лавренева такой дистанции не ощущают. Им трудно и тяжело, но это их мир.

Повесть разбита на главы, у каждой главы есть название – развернутое и ироничное. Такая группировка материала, отсылающая к неспешному чтению вслух в кругу семьи, контрастирует с содержанием глав, с описанием бурных и кровавых событий. Рассказывая о поступках людей, которые никогда не прочитали ни одной книги, Лавренев упоминает и Колумба, и Дефо, поездка по Каспийскому морю в рыбачьей лодке предстает как морская экспедиция. Автор в отличие от героев человек очень образованный, он смотрит на своих персонажей со стороны и показывает, что те сюжеты и герои, которых читатель ищет в высокой литературе, существуют здесь, прямо у него перед глазами.