Евгений Крушельницкий - Философские уроки счастья

(1853 — 1900)

Если Шопенгауэр всю жизнь успешно доказывал, что философ вполне может быть практичным в житейских делах, то Соловьёв олицетворял платоновское представление о философе: с юных лет избранник мудрости не знает дороги на площадь, не ведает, где места публичных собраний и даже законы своей страны ему неизвестны. Только телом находится он в государстве, а ум его царит над землёй, исследуя «природу сущего и не спускается к близлежащему». Недаром его даже называли русским Платоном.

Он был далёк от житейской прозы, и нечистый на руку лакей, рассказывая своему барину небылицы, долго мог его обманывать, считая неизлечимым простаком. Да что там лакей — из чудачеств философа норовила извлечь выгоду публика и посолиднее, отчего деньги у этого странного господина не задерживались подолгу. Когда просили взаймы, то Владимир Сергеевич давал всем без разбора, не глядя, сколько захватит рука. «Взаймы» — это, конечно, всего лишь дань вежливости, потому что о возврате речь никогда не заходила. Он мог снять с себя тёплую одежду и отдать бессовестному просителю, рассчитывая заработать к зиме на шубу; мог христосоваться на Пасху с нищим пьянчужкой под умилённые восклицания извозчиков: «Ну что ж это за барин такой задушевный!…»

Философ жил словно в другом мире, неразличимом не только извозчикам, но и абсолютному большинству его образованных современников. Поэтому с такой лёгкостью ему навешивали ярлыки славянофила, мистика, атеиста, материалиста, идеалиста… А он мечтал о таком обществе, где царят нравственность и правда. О том, как человеку стать лучше, чтобы жить по-человечески.

Не опоздал ли Владимир Сергеевич с этим вопросом? Ведь Маркс со своим соратником уже всё объяснили: революция, диктатура, экспроприация, всеобщее счастье. Однако они так и не смогли убедить Соловьёва, что экономические отношения могут переделать общественную мораль. Пролетариат, конечно, сумеет взять власть и поделить чужое, но более совершенного общества не получится. Когда мировоззрение сводится к удовлетворению потребностей, то вместо прежних борцов в битву за передел материальных благ включаются новые, и конца этому азартному процессу не видно. Если же экономика — не главное в жизни, то что остаётся? Обратиться к духовным, религиозным началам, учтя при этом, что современное христианство — «вещь жалкая» и, с точки зрения Соловьёва, нуждается в серьёзных реформах.

Интерес к религии у него проявился с детства. Предки Соловьёва были крестьянами, дед — московским священником. Отец, Сергей Михайлович, — профессор Московского университета, известный своим знаменитым трудом «История России с древнейших времён». В большой семье, где было девять детей, царили дружба и набожность. Последнее обстоятельство не прошло для Владимира бесследно. В восемь лет, начитавшись о подвигах святых, мальчик почувствовал вкус к подвижничеству и начал испытывать себя лишениями. Со временем это прошло, появилось увлечение математикой. Гимназию окончил с золотой медалью, поступил на физико-математический факультет Московского университета, где, впрочем, увлекался биологией. Однако студенту вскоре стало ясно, что естественные науки не помогут понять смысл мира и определить должный порядок вещей: это не под силу людям, которые «смотрят в микроскопы, режут несчастных животных, кипятят какую-нибудь дрянь в химических ретортах и воображают, что они изучают природу», — пишет Владимир своей кузине. Не доучившись, перешёл на историко-филологический факультет, где всерьёз занялся философией. Одновременно слушал лекции в Духовной академии. Эти «три кита» — наука, философия, религия — и стали основой его мировоззрения.

В 21 год защитил магистерскую диссертацию о кризисе западной философии. Он выступал против позитивистов, подменяющих философию практическими знаниями. Тургеневский Базаров, гончаровский Штольц — примерно так воплощались их идеи в «деловых людях». Диссертация привлекла внимание, а её автор получил учёную степень и начал читать лекции в университете в качестве доцента. Но продолжалось это недолго. Не желая участвовать в междоусобной борьбе «профессорских партий», Соловьёв перешёл в петербургский университет, где и защитил докторскую диссертацию. Однако по-прежнему оставался доцентом. Когда у министра просвещения спросили, почему Соловьёв не профессор, тот кратко ответил: «У него мысли». Для профессора философии это считалось лишним. Неудивительно, что с такой колыбелью науки философ вскоре расстался и поступил совершенно правильно, потому что в профессорском кругу слыл диссидентом.

Собственно, он был не столько профессором, сколько поэтом, мыслителем. Многим он казался «не от мира сего», потому что знавал и другой мир. Бывало, во сне беседовал с умершими и потом искренне верил в реальность этих встреч; нередко видел вещие сны. Философ утверждал, что странные истории случались и наяву: к примеру, приходилось спорить с дьяволом. А однажды явился некий субъект восточной наружности, в чалме и с зонтиком, которым и ткнул мыслителя в живот. Ушибленное место болело несколько дней…

Да уж не сумасшедший ли он? Не похоже. Во всяком случае, знавшие его утверждают, что в те времена он был здоровым и весёлым молодым человеком. Странным? Да. Душа у него была младенческая, чего он сам не скрывал. Однажды признался, что порой думал про себя: «Когда я буду большой…» Что же было, когда он был маленьким? «Странным ребёнком был я тогда, странные сны я видал», — вспоминал поэт те годы. В девятилетнем возрасте ему явилась «возлюбленная», «вечная подруга». Случилось это в церкви в праздник Вознесения, во время обедни:

Так потом он описал это в поэме «Три свидания». Во время второго свидания «возлюбленная» внушила ему, уже доценту университета, мысль ехать в Египет, куда он и отправился. Общение с местными жителями едва не закончилось печально:

Зато здесь, в песках, случилось третье видение, и снова на поэта глядела его возлюбленная, которую он сравнил с сияньем «всемирного и творческого дня». Кто же она? Премудрость Божия, душа мира, космическая София — вот кто являлся поэту-медиуму. Он считал всю природу одухотворённой, и даже в обычной грозе усматривал действие незримых духовных сил.

Соловьёв хотел примирить природу с религией, разум с верой, вывести людей из тупика реторт и микроскопов: «Пришло время не бегать от мира, а идти в мир, чтобы преобразовать его» и найти такого Бога, который наполнит смыслом человеческую жизнь.