Юрий Гаврилов - Записки комбата

— Гульруси.

Отдала цветок Сибирцеву, повернулась и ушла. А он остался стоять с цветком в руках.

Сергею нравилось слушать, как говорит Наджмсама — уж очень много в ней было рассудительного.

— Расскажи что-нибудь об Афганистане, — просил он ее. И она рассказывала. О том, как был создан царандой — афганская милиция, и о том, что значит черная чалма, намотанная на голову, и чалма белая, кто такие сунниты и кто такие ишиты, откуда взялись кабульские хазарейцы — самые бедные люди и почему килограмм дров в Кабуле зимой стоит дороже, чем килограмм мяса.

Сергей не понимал и одновременно понимал, что с ним происходит. Он полыхал, как красная роза при упоминании имени Наджмсамы. Лицо обдавало крутым жаром, в висках гулко билась кровь, уши закладывало, словно в горах на высоте, и он превращался в самого настоящего глухаря — крупную таежную птицу, который когда токует, глохнет и забывает про все на свете.

Если у Наджмсамы не было дежурства, а у Сергея выпадало свободное время, он обязательно шел к ней — поговорить, а может быть, и помолчать, посмотреть на нее, подсобить, коли понадобится его помощь.

— О чем дума высокая, товарищ старший лейтенант? — к Сергею озабоченно подошел командир взвода.

— Что, лейтенант, стряслось что-нибудь?

В это время близко грохнул выстрел. Били из бура, звук у этой длинноствольной винтовки басовитый. Снова ахнул бур.

Где стреляют, где? Кажется, возле рынка. Около палаток с электростанцией. Там же наши ребята, там же Наджмсама. Значит, все-таки, напали душманы…

— Зверев! Поднимай роту! Идем на помощь!

Помощь понадобилась, хоть и мало было духов, что пришли и навалились на афганских ребят, охранявших электростанцию и наших бойцов, находившихся там, в наряде, — человек тридцать всего, а вооружены они были хорошо — у каждого автомат, пистолет, гранаты.

Стреляли из двух выщербленных дувалов. Их заметили и над головами начали регулярно попискивать пули.

Зверев приподнялся на земле, встретился глазами с Сибирцевым и Сергей без слов понял: надо подстраховать ребят со стороны дувалов. Тут же снова ткнулся лицом в пыль — перед самым его носом прошлась, рыхля землю, строчка пуль.

— Ах ты, падаль! — откликнулся Сибирцев и, почти не целясь, послал ответную очередь в проем дувала. Из-за него послышался крик.

— Один — ноль, — спокойно проговорил Сибирцев, скомандовал: — Зверев, вперед! Я прикрою.

Зверев вскочил, стремительно одолел горловину улочки и круто взял влево. За ним было погналась автоматная строчка, но Сибирцев обрезал ее — всадил очередь из «Калашникова».

— Два — ноль!

Он всегда злился в такие минуты, но это была особая злость, холодная, рассчитанная буквально до мелочей, осознанная, — злость, которую может вызвать только жестокая необходимость.

Все, ребята, передых закончен. — Сибирцев пружинисто взметнулся над землей и, предупредив Зверева криком: — Лейтенант! — чтобы тот прикрыл его огнем, понесся вперед.

Прямо перед ним вдруг всколыхнулась земля, вывернулась наизнанку. Стреляли по нему, Сибирцеву, но стрелявший поспешил — хотел взять офицера влет, как утку, и слишком рано нажал на курок. Протяни он еще чуть, и попал бы. Факт, что дух промазал, принес Сергею облегчение. Не его, выходит, пуля была.

Посмотрел: как там Наджмсама, как там наши ребята?

Наджмсама была молодцом, действовала правильно — скомандовала своим подопечным, чтобы те отползли за дувал.

Сибирцев, не мешкая, несся вперед, увлекая за собой два взвода. Пробежал метров двадцать, упал, перекатился на бок и ударил из автомата по душманскому дувалу — надо было прикрыть ребят, которые сейчас бежали следом за ним. Зверев, со своим взводом в это время обходил духов с другой стороны.

В это время перед Наджмсамой хлопнула пуля, забила ей глаза земляной крошкой. Она вскрикнула что-то неразборчиво, притиснула руку к глазам, и в тот же миг ее ударила вторая пуля. Удар был тяжелым, Наджмсама дернулась, голова ее обессилено запрокинулась назад, тело ее, поймав свинец, согнулось. Наджмсама проволоклась по земле метра три.

Сергей кинулся на подмогу. Он готов был сейчас сделать все, что угодно, отдать жизнь свою, лишь бы с Наджмсамой все обошлось. Хотя, то, что он видел, не оставляло надежд.

Он пытался перевязать Наджмсаму, но у него будто руки отшибло, пальцы не слушались, дрожали, были чужими, потными, вялыми.

Рубашка Наджмсамы пропиталась кровью, кровь струйками уходила под руки, стекала на землю.

Сергей понял, что она умирает.

В глазах появилась отрешенность, тусклота, и Сибирцев зашептал сипло, яростно, просяще:

— Наджмсама, не умирай, а? Наджмсама! Не умирай, пожалуйста!

Он перевязал Наджмсаму прямо поверх гимнастерки, боясь разодрать на ней ткань, обнажить тело. Заторопился, подстегиваемый одной-единственной мыслью: скорее, скорее!

Из-под бинта выбилась струйка крови и тут же мертво увяла.

Он не верил в происходящее, не верил в то, что Наджмсама может умереть.

Выпустил ее из рук, и Наджмсама медленно, надломленно повалилась, рука мертво упала в пыль.

Сибирцев затряс девушку за плечо, но безвольное тело не слушалось.

Прозвучал выстрел.

Рядом, отвечая на него, ударил из автомата Матвиенков, но Сибирцев уже этой очереди не слышал, он слышал только звук выстрела. Его тело подбросило — настолько был сильным удар, он ткнулся головою в землю, угодил лбом в кровь Наджмсамы и завалился набок.

Последнее, что Сибирцев увидел, была какая-то очень добрая картинка из детства: дымная от утреннего холода большая река, розовый полог неба, в котором вот-вот должен появиться большой светящийся шар, и он, стоящий у самой воды с удочкой в руках.

«Чтоб мудро жизнь прожить,

Знать надобно немало.

Два важных правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем, что попало есть,

И лучше будь один,

Чем вместе с кем попало».

Омар Хайям

После двух месяцев лечения в Ташкентском гарнизонном госпитале, старшего лейтенанта Сибирцева откомандировали в Сибирский военный округ, к прежнему месту службы. В Новосибирске, в штабе округа, дали направление — город Юрга, Кемеровской области, танковый полк, командир роты связи.

Семью Сибирцев временно решил оставить в Новосибирске, сам же отправился к новому месту службы.

Юрга — небольшой провинциальный город, с населением девяносто тысяч человек, находился в четырех часах езды на восток от Новосибирска. Это был общевойсковой полигон Сибирского военного округа.

Квартиру выделили в деревянном бараке, удобства все во дворе, зато рядом с частью и на живописном лесном берегу широкой и быстрой реки Томь.