Юрий Гаврилов - Записки комбата

Первый раз в жизни Сергей видел «полный подрыв». Он подошел к танку и заглянул в башню. Как описать увиденное!?.. На краю раззявленной, словно колодец в бездну, башни лежал ошметок черепа, Именно «черепа» а не головы, потому что кожа была скальпирована, остатки лицевых мышц сорваны и обуглены, мозги куда-то делись, а кровь, почерневшая от жара, копоти и пыли, на кровь уже не походила.

И вот посередине этой черно-бардовой обугленной плошки горел глаз. Непонятно, каким чудом уцелевший, лишенный привычного обрамления и от этого еще более жуткий, устремленный в никуда, зеленовато-серый, подернутый мутной пеленой мертвый человеческий глаз…

Правый…

Внутри же танка было во сто крат страшнее… Но его от страха не мутило, он лишь отчетливо в тот момент почувствовал: вот она — смерть! Вот и такой она бывает…

Навстречу быстро шел Шевченко.

— Сейчас поедем! — бросил он на ходу. — Далеко не уходи.

Сергей попросил у стоящего возле машины солдата спички, закурил и, как бы между прочим, спросил:

— Ну что, сейчас поедем?

— Да-а-а, — с небрежностью бывалого воина протянул он, глубоко затягиваясь, и тихо спросил: — А вы не в курсе, че там такое?

— Засада! — предположил Сибирцев.

— Они в этом месте все время стреляют, — сказал солдат мрачно. — Одно слово — Черная Щель! Не слышали? Гроб с крышкой и чертик на крестике!.. Пойдемте, товарищ старший лейтенант, кажется, по машинам объявили…

Шевченко последним запрыгнул на броню, сел, свесив ноги в люк, рванул затвор автомата, надел шлемофон и, подтягивая ларингофоны, крикнул солдатам:

— К бою, ребятки! Ощетинились!

Сибирцев вцепился руками в крышку люка, стиснув ее так, что побелели пальцы.

Боевая машина с оглушительным ревом понеслась вперед.

Справа от БМП, в каких-нибудь двух метрах, мчалась грузовая машина, с размалеванными большими бортами. Шевченко, ухватившись одной рукой за крышку люка, бил прикладом автомата по кабине грузовика.

— Назад! Назад! — кричал он.

Грузовик вдруг обогнал боевую машину и помчался под уклон дороги, занимая всю проезжую часть.

— Сам сгорит и дорогу закроет! — со злостью стучал кулаком по броне Шевченко.

— Смотри! — Сергей схватил Шевченко за плечо, показывая рукой вперед.

Метрах в трехстах от них дорога исчезала. Пламя гигантского пожара закрыло всю проезжую часть.

— Дурила, ох дурила! — поморщившись, как от боли, заревел Шевченко и, прижав к горлу ларингофоны, приказал механику: — Останови этого мудака!

Боевая машина в ту же секунду рванулась вперед, покачивая острым лодочным передком.

— Ноги! — предупредил кто-то.

Удар пришелся под самый кузов грузовика. БМП приподняла его задний мост, оторвала на мгновение колеса от земли, затем бросила, выворачивая с хрустом подвеску, протащила изуродованный грузовик еще несколько метров и остановилась.

— Все к машине! За броню!

Солдаты прыгали на обочину, падали, вжимаясь изо всех сил в песок.

Шевченко толкнул Сергея, опрокидывая на землю у самых гусениц, и закричал:

— Прикройте! — и бросился, низко пригибаясь, к грузовику.

На БМП на коленях у пулемета стоял наводчик, стрелял, и все время что-то кричал. На забрызганную кровью броню горохом сыпались гильзы.

«Почему я лежу? Надо что-то делать…» До боли вонзил Сибирцев пальцы в сухой грунт, вырвал из него булыжник и в бессильной ярости швырнул в скалу.

— Автомат! Ну дайте же автомат!

Шевченко нырнул в кабину грузовика, а Сибирцев вскочил на ноги, но не сделал и трех шагов, как опять рухнул в горячую пыль, чувствуя непреодолимое притяжение земли.

— Куда вы? — тянул его за рукав серый, безликий солдат. — На машину! Лезьте на БМП!

Шевченко вывалился вместе с водителем из кабины, и они, не выпуская друг друга, будто борясь, покатились в кювет.

Сибирцева сильно толкнули к броне, кто-то сверху схватил влажной рукой за запястье, и он почувствовал, как лопнул в чужих пальцах браслет его часов. Ухватившись за край люка, он потянул свое тело наверх. БМП с места боднула грузовик в борт, поволокла его юзом к скалам, освобождая дорогу.

Шевченко тяжело бежал к БМП, размахивая руками, словно пробирался сквозь густой кустарник. У самой машины он вдруг остановился, не обращая внимание на руки, протянутые ему на встречу, и наклонился, будто хотел отряхнуть брюки от пыли.

— Руку! — грубо выкрикнул Сергей. — Давай руку!

Но Шевченко не выпрямился, продолжая стоять, опершись руками о колени, потом поднял голову и, глубоко дыша, сказал:

— Сейчас, погоди… Не ори…

— Руку!!

Шевченко опустил голову и сел на корточки. Точнее он упал, но спрыгнувший с брони солдат успел подхватить его под руки.

— Помоги-и-те!!!

Двое солдат спрыгнули вниз, кто-то занял место у пулемета, и в грохоте очередей Сергей уже не слышал, что говорили и кричали солдаты, поднимая на броню тяжелое, обмякшее тело своего командира.

«Шевченко! Федя!» — звал он его, а тот смотрел на него, на солдат, на горы уже не видящими глазами, и они мчались куда-то, и нестерпимой болью жгла руку Сибирцева его липкая, клейкая, горячая спина.

«Его убили? — думал он, чувствуя, что перестает соображать, где находится и куда едет. — Но почему? Что случилось? Из-за чего их обстреляли?? За что???»

А вокруг, отвратительно чавкая, горел бензин и текла нескончаемой рекой лента огня, кружились в бешеной пляске скалы, и рядом, прижимаясь лицом к коленям своего командира плакал солдат, и никто его не жалел, не успокаивал…

Капитан Федор Шевченко выжил в том жестоком бою. После излечения ранений, Шевченко получил назначение на должность начальника штаба в другую часть, в афганском городе Кандагаре.

Потом Шевченко закончил Военную академию имени М. Фрунзе. Получил назначение в Западную группу войск, стал командиром полка. Ветры перестройки и «новое мышление» руководителей страны Горбачева, затем и Ельцина нанесли армии урон, сопоставимый с самыми тяжелыми годами Великой Отечественной войны. Уход российских войск из Европы напоминал поспешное бегство. Полк Федора Шевченко тоже был выведен — в Уральский военный округ. Место дислокации — чистое поле. Даже в Афганистан входили более организованно. О моральном духе и говорить не стоило.

Афган пришлось вспомнить в конце 1994 года. Шевченко получил приказ вместе с полком убыть в Чечню. Он пытался доказать, остановить бездушную военно-государственную машину, умолял не посылать на убой молодых, необстрелянных пацанов, потому что слишком хорошо знал, что такое война. Он просил его самого отправить в Чечню на самый сложный участок, на любую должность… Но, командира полка поставили перед выбором: или выполняешь приказ, или увольняем по дискредитации. У Шевченко были свои понятия офицерской чести. И он принял самое трудное решение в своей жизни: написал рапорт на увольнение, отказавшись вести своих бойцов на верную гибель.