Сергей Кузнечихин - Где наша не пропадала

Фляги с рыбой вниз не потащили. Через час он сам сбросил их. Первой порцией поужинал, второй – позавтракал. На очереди – обед. Не слишком ли жирно будет, Михаил Иванович?

Третью попытку решили сделать налегке, и не по тропе, а в обход, по самой крутизне. Думали, проскочим к мотоциклу и рванем за вооруженной подмогой. Бесполезно. Пустая затея. Встретил возле машины. Увидел, что мы порожняком, и в рык. Совсем обнаглел. Распсиховался. Но и у нас нервы не железные. Опять отступили.

Сидим на берегу, тоскуем. А что делать? Кормить этого барина до зимней спячки? От халявных харчей, пожалуй, и спать не захочется. Зачем ему лапу сосать, когда такие придурки отыскались, расторопнее официантов подносят и чаевых не требуют. Нашел зверюга, как человека использовать. Верх унижения. А что дальше будет, и представить страшно…

И тогда я придумал: наполнить обе фляги рыбой, оставить незакрытыми на берегу, а самим отойти. Миша учует запах, спустится к реке, и, пока он кушает, мы подкрадемся к мотоциклу.

Хорошо придумал, но ничего из этого не получилось. Не соизволил он спуститься. Успел привыкнуть, чтобы ему с доставкой. А может быть, разгадал нашу хитрость? Но нам-то какая разница. Сидим, как немцы под Сталинградом. И напрямик дороги нет, и по кривой не объедешь.

Оставалось плыть.

А речка до самого устья по горам да по тайге. Ни тропы, ни избушки. Только вороны с коршунами кружат.

Выехали из дома в воскресенье, а вернулись аж к пятнице. По четыре прогула на работе схлопотали.

А позора сколько!

Потом, когда в субботу собрали толпу и поехали с медведем рассчитываться, никого там не встретили. Да еще ливень некстати прогулялся – даже следов не осталось – целехонький мотоцикл на месте, пустые фляги на берегу – никаких признаков зверского обращения. Мужики хохочут – не почудилось ли нам. Им бы такое чудо повстречать. Я бы с удовольствием на них посмотрел.

Вернулись в поселок. Все разговоры о нашем медведе. На улицу выйти боязно. Каждый второй остряка из себя корчит. И вдруг дедок один подходит и спрашивает: «Значит, говоришь, седой вихор над левым глазом?»

А я ему – отстань, мол, дед, и без тебя тошно.

И тут он рассказал, что в Гражданскую войну служил вместе с ним в пpодотряде один немой, здоровенный мужичина, волосней весь заросший не хуже медведя и, самое примечательное, с белым вихром над левым глазом. Люто служил. Не будь немтырем – в большие начальники вылез бы. А потом… потерялся. Отбился в дороге от взвода и пропал. Неделю искали и не нашли. На войне всякое случается, а в тайге – тем более. Мать оплакала, невесты не было, друзей – тоже. Продразверстку заменили продналогом. Но с тех пор начал кто-то бедокурить по зимовьям, вроде как медведь, но слишком уж хитро и аккуратно. Охотники на немого грешили. Капканы ставили, засады устраивали, но не поймали и даже не увидели ни медведя, ни бывшего товарища по оружию. А теперь, когда дедок про белую прядь услышал, он уже не сомневался, что гонял нас тот самый продотрядовец, повадки вполне подходящие.

А кто его знает, может, и вправду с перепугу человека за зверя приняли?! Только вот с возрастом неувязочка. Времени-то с Гражданской войны вон сколько прошло. Я засомневался, а дедок не унимается: военное время и домашнее время – это одно, таежное – совсем другое. На вольном воздухе человек может и двести лет прожить. К тому же мать у немтыря знахаркой была, в целебных кореньях толк знала, почему бы и ему что-нибудь сверхцелебное не откопать? И вообще – на то она и тайга, чтобы в ней чудеса творились.

Короче, заплел дедок мои мозги, до сих пор не знаю, чему верить: или собственным глазам, или его рассказу.

Про Ньютона и яблоко все знают со школьных лет. Нет надобности объяснять, что великие открытия зачастую приходят неожиданно, как незваные гости. Случается, и не в ту голову приходят. Мне вроде бы и не по чину серьезных гостей принимать. Не звал, не ждал, а они нагрянули.

Сплавлялись по Кочумдеку. Их, кстати, два. Один впадает в Нижнюю Тунгуску, другой – в Подкаменную. Тот, который выше по карте, я не видел, а наш мне что-то не показался. Название красивое, а речка скучная, как старая дева. Берега плоские, глазу хочется пейзажа, а его нету. И слева, и справа, и впереди корявая северная тайга, и серенькое небо над головой дождиком стращает. Там меня и настигло.

Причалили чайку попить. Связчик занялся костерком, а меня отправил поискать золотого корня. Прошелся вниз по течению. Корня нет, берег невразумительный. Ни валуна, ни улова. Ботва, связчик ее марцефалью обзывал, метров на пятнадцать в воду залезла. Забрел и я, без всякой надежды бросил блесну, чтобы сомнения не донимали. И сразу же схватил серьезный ленок. Вывел его. Бросил еще раз. Второй взял. Потом третий. Короче, пять штук вытащил. Приятная неожиданность, но дело в другом. Оглянулся на ленков – и глаза на лоб, а рука затылок чесать тянется. По старшинству красавцы брали. Первый – самый крупный, второй – чуток поменьше, и так далее по убывающей. Я их даже рядком положил. Строго расположились, как в армейском строю. Первым схватил добычу командир, потом – заместитель… Это если рассматривать как дележку жратвы. А если с благородной стороны посмотреть. Командира не стало, на его место поднимается заместитель и самоотверженно бросается в атаку, не щадя живота своего. Видел же, как старший крутился на блесне, когда его к берегу волокли. И все равно не струсил, без колебаний, как положено по уставу и офицерскому кодексу чести.

Тут-то до меня и дошло, что рыбы живут по армейским законам.

Сомневаетесь?

Но вы же не станете отрицать, что чешуя похожа на кольчугу? И так же, как в армии, у каждого рода войск своя форма. Щуку не спутаешь с окунем, язя с хариусом. И плавники, как петлицы у военных, разного цвета: у одних – красные, у других – желтые, у третьих – с прозеленью. И опять же, рыбы, как военные, редко ходят поодиночке, всегда группой.

Перебрал я все наблюдения, изумился своему открытию и невеселые думы обуяли. Наше счастье, что держатся они разрозненными отрядами и заняты междоусобными войнами. А что, если вдруг найдется среди них какой-нибудь хитрый предводитель типа Чингисхана или Троцкого, объединит их и объявит войну рыбакам? Нет, на сушу они, разумеется, не пойдут, но на своей территории шансов у них намного больше, чем у нас.

Не случайно же родилась поговорка о ловких и уверенных, что они в любой среде, как рыба в воде. Такую вендетту могут устроить, что пескарей начнем бояться. Говорю еще раз – все упирается в организатора масс. Найдется волевой и честолюбивый вождь, заноет у него на боку старая рана от самолова, вспомнит, как брата вели на берег, сплюнет через рваную губу и поклянется отомстить. Звук по воде летит быстрее, чем по воздуху. Подберет себе рыбьего Троцкого на должность начальника штаба и рыбьего Дзержинского на должность начальника контрразведки. А злости рыбьим солдатам не занимать, они же и деток своих жрут не задумываясь. Война – дело грязное, даже если ведется в чистой воде. В методах и средствах они стесняться не будут. Мы, люди, ничем не брезгуем ради победы, а почему они должны быть благороднее нас? Могут запросто организовать в каких-нибудь старицах что-то типа лепрозориев, а потом косяками отправлять больную рыбу в наши сети. Кушайте на здоровье, дорогие злые человеки, а потом загибайтесь от описторхоза. Могут, кстати, и новую болезнь вывести, похлеще птичьего гриппа. Но это масштабные акции, для них серьезная подготовка требуется и время. Зато с мелким террором никаких проблем. Могут в любой день начать, хоть завтра. Для налетов смертников готовить не надо. Легко обойдутся добровольцами. Выберут смельчаков из тех, что покрепче и половчее, создадут из них летучие отряды, допустим, из четырех щук или тайменей, и отправят в рейд. Подкараулили, например, лодку с рыбачком, подплыли незаметненько, выстроились вдоль борта, а потом на счет раз, два взяли – дружно маханули хвостами – лодка кверху дном, перепуганный рыбак барахтается в ледяной воде. А дальше уже по настроению. Могут оставить врага на произвол реки, а могут и помочь, гуманность проявить, чтобы рыбачок до конца дней своих радикулитом и ли простатитом не мучился. Пасть у приличной щуки, не говоря уже про тайменя, позволяет схватить человеческое запястье. Повисли по бойцу на каждой руке и даже на дно тащить необязательно. Противник ножками побултыхает и сам на дно пойдет. Даже обругать напоследок не сумеет.