Сигрид Нуньес - Друг

Вот история о том, как дети Джуди Гарленд [69] Джуди Гарленд (урожденная Фрэнсис Этель Гамм) (1922–1969) – знаменитая американская актриса и певица. в первый раз смотрели фильм «Волшебник страны Оз», который так ее прославил. Так случилось, что актриса была в отъезде за границей, когда ее дети вместе со своей няней сели смотреть этот фильм, который в тот день показывали по телевизору. Хотя к тому времени Джуди уже давно миновала возраст, в котором снималась в фильме, играя Дороти (ей тогда было шестнадцать), дети узнали свою маму. Значит, вот где она сейчас! Ее унесли к злой колдунье летучие обезьяны! Напуганные и огорченные так, что даже трудно себе представить, дети разразились слезами.

На почте. Молодая женщина, сопровождаемая пятнистой дворнягой, входит и встает в очередь. Стоящий за стойкой почтовый служащий говорит:

– Сюда не разрешается приходить с собаками, мисс.

– Это пес-компаньон, – отвечает молодая женщина.

– Это пес-компаньон? – переспрашивает служащий.

– Да, – огрызается женщина так свирепо, что почтовый служащий реагирует осторожно:

– Я просто спросил, мисс. То есть я хочу сказать, что на нем нет никакого бейджика, никакого знака.

Клиент, стоящий в очереди впереди женщины, оборачивается, смотрит на нее, смотрит на дворнягу и снова отворачивается, качая головой. Женщина надменно выпрямляется и обжигает нас всех испепеляющим взглядом. «Как вы смеете. Этот пес – моя собака эмоциональной поддержки. Как вы смеете ставить под сомнение его право находиться здесь!» Что придает этой странной сцене еще большую странность, так это то, что у пса не хватает одной задней лапы.

Я смотрю, как Аполлон спит. Его бок медленно поднимается и опускается. Он сыт, в комнате тепло и сухо, и он прошел сегодня четыре мили. Как обычно, когда он присел на мостовой, чтобы сделать свои дела, я охраняла его от проезжавших мимо машин. А в парке, когда прямо на нас бежал отправляющий сообщение по телефону бегун трусцой, Аполлон залаял и преградил ему путь, не дав налететь на меня. Мы с ним провели несколько раундов перетягивания резиновой игрушки. Я разговаривала с ним, и пела ему, и читала ему вслух стихи. Я подстригла ему когти и расчесала каждый дюйм шерсти на его шкуре. И теперь, глядя, как он спит, я чувствую прилив удовлетворения. Его сменяет другое, более глубокое чувство, необычное и таинственное и в то же время очень знакомое. Не понимаю, почему у меня уходит целая минута, чтобы дать ему имя.

Что мы такое, Аполлон и я, если не два одиночества, которые охраняют друг друга, граничат друг с другом и скорбят друг о друге?

Хорошо, когда все наконец стало понятно. Произойдет ли чудо или нет, что бы ни случилось, ничто не сможет нас разлучить.

– Все, кого я знаю, пишут книгу, – говорит мне психотерапевт, хотя в этой его реплике и нет никакой нужды. – Я имею дело со многими писателями, и должен сказать вам, что творческий тупик, утрата вдохновения встречается среди них весьма часто.

Но я здесь не затем, чтобы говорить о творческом тупике. Если бы мне так не терпелось поскорее закончить сеанс и уйти, я бы все ему объяснила. Обычно, когда писатель узнает, что у другого автора только что вышло большое произведение в одном из крупных издательств и что оно посвящено той самой теме, над которой работает он сам, он испытывает уныние и тоску. Я же испытала облегчение. («Ну, что ж, о’кей, – сказал редактор, которому это также принесло облегчение. – Думаю, на этот раз тебя пронесло».)

Чтобы заставить меня разговориться, психотерапевт спрашивает, чем я занималась во время каникул. Когда я отвечаю, он мягко произносит (он всегда делает это мягко):

– Похоже, это одно из последствий вашей утраты: вы не хотите быть с другими людьми.

Я бы не сказала, что терпеть не могу быть с другими людьми. Пожалуй, мне страшно быть с другими людьми.

Но правда заключается в том, что даже если бы меня не беспокоило то, что я оставляю Аполлона одного, я бы все равно хотела быть одна.

«Одиночки» – так писатель, которого я недавно читала, называет людей, которые по той или иной причине и вопреки тому, чего они, возможно, хотели на более раннем этапе своей жизни, никогда так и не становятся по-настоящему частью общества, как это происходит с большинством людей вообще. У них могут быть серьезные романы, у них могут быть друзья, даже широкий круг друзей, они могут проводить значительную часть своей жизни в обществе других людей. Но они никогда не вступают в брак и не имеют детей. Праздничные дни они проводят со своими родственниками или друзьями. Это продолжается из года в год, пока они наконец не находят в себе силы признаться самим себе, что предпочитают просто сидеть дома.

– Должно быть, вы часто сталкиваетесь с такими людьми, – говорю я психотерапевту.

– По правде сказать, – отвечает он, – совсем не часто.

Отвлекусь на минутку, чтобы извлечь кое-что из прошлого. Учась в колледже, я два года зарабатывала деньги на карманные расходы, работая на семейного психотерапевта. Моя работа состояла в перепечатывании магнитофонных записей ее сеансов. Не для того, чтобы помочь ей в лечении пациентов, а потому, что она планировала написать книгу. Пары, которые к ней приходили, были в основном среднего возраста, и все они женаты. (Этой даме-психотерапевту не нравился термин «консультант по брачным отношениям», она называла его старомодным.)

Прослушивание записей сеансов нередко приводило меня в уныние. Я помню, что удивлялась, как эта женщина-психотерапевт может выносить свою работу, особенно после того, как я узнала, что в значительном числе случаев этим семейным парам, даже с помощью психотерапии не удавалось устранить свои разногласия, и они в конце концов разводились.

Сама эта психотерапевт производила впечатление на редкость шикарной женщины: высокая, стройная и умопомрачительно элегантная – сапоги на шпильках, облегающие платья-свитера. К ее сорока годам у нее за плечами было два развода. Насколько мне стало известно, она никогда ничего не рассказывала своим пациентам о собственной личной жизни, но мне всегда было интересно, не насторожила бы история ее брачных отношений хотя бы некоторых из них. И еще я помню, как думала тогда: что бы там ни говорил Толстой о несчастных семьях, все несчастные пары несчастливы одинаково.

Почти каждого из мужей жена либо застукала за супружеской изменой, либо подозревала в ней. (Не раз и не два муж во время сеанса признавался в изменах, и именно во время сеанса психотерапии один мужчина выдал своей жене, что влюблен в другого мужчину.)

В основном женщины жаловались на то, что мужья забросили их, недостаточно их ценят и, что, по-видимому, было хуже всего – не слушают их.