Ян Засурский - Старый шут закон

— Не вывелись еще на свете идеалисты, — тихо сказал Фрэнк. Но дамы уже больше не шутили. Они без него поняли, чт о надо делать. Теперь Фрэнк мог отключиться, потому что план завтрашнего дня наметился. Утром он первым делом позвонит Шермерхорну, а если понадобится, то и судье Беку; потом поедет в тюрьму поговорить с Майком Ковачем и постарается повидать как можно больше арестованных шахтеров.

Голос Пан продолжал перечислять имена ее приятелей:

— Жена Отто Балзера очень больна, ее с самого начала сбросим со счетов, на Сибил Шермерхорн, боюсь, тоже рассчитывать не приходится. Зато есть Хейла Рескин. Вдова одного левого профсоюзного деятеля, он умер здесь от туберкулеза. У нее трое детей, но уж если кто и откликнется на призыв о помощи, так это она… Господи, да что же это я! Совсем из головы вон — у меня ведь завтра званый вечер, и некоторые из тех, о ком мы говорили, придут к обеду. Остальных я приглашу попозже, слушать ваше выступление. Вы прямо на месте их и организуете.

— А придут ли они только ради того, чтобы слушать речи? — усомнился Фрэнк.

— Только ради того, чтобы слушать речи, — нет. Но все любят мои званые вечера. И коктейли, которые делает Шарло. Мы заманим их выпивкой, как манят осла подвешенной перед носом морковкой. А потом запрем все двери и забаррикадируем бар на все то время, что вы будете говорить.

Миньон засмеялась. Фрэнку было жаль спускать их с небес на землю.

— Я знаю, Пан, что вы предлагаете это от всей души, — сказал он, — но ради вас и ради ни в чем не повинных людей, которых я защищаю, мы должны действовать очень осторожно. Ведь нас могут упрекнуть в легкомыслии — речь идет о жизни и смерти людей, а мы развлекаемся. По-моему, наша миссия и званый вечер с коктейлями исключают друг друга.

Доктор Пармали обменялась взглядом с Миньон.

— Il est naif, n’est-ce pas, ce beau garcon? [20] До чего же наивен этот молодой человек, правда? (франц.).

Миньон покачала головой:

— Il a raison [21] Он прав (франц.). . Мы должны действовать очень осторожно, иначе лишь усугубим и без того тяжелое положение. Ведь вы и сама осторожный человек, Пан, правда?

Пан ничего не ответила, только тупо посмотрела сначала на нее, потом на него. Наконец сказала:

— Раз вы так — ладно. Шарло, иди к нам, я хочу, чтобы ты тоже слушал. Будем говорить начистоту.

Пирс снова занял свое место у столика с бутылками и принялся наполнять стаканы, точно готовясь к важному разговору с глазу на глаз.

Пан ласково им всем улыбнулась.

— Я не виню вас за вашу осмотрительность, — сказала она. — Когда-то я вышла замуж за человека, который пил горькую, и, не стану скрывать, я тоже пристрастилась к рюмке. Однако у моего мужа хватило такта умереть, а поскольку он оставил мне довольно много денег, я не только прошла курс лечения, но и увенчала его серией сеансов психоанализа. Пью я и сейчас больше, чем следовало бы, но я так хочу сама. Мне импонирует роль забулдыги soignee [22] Изысканной (франц.). , — это выражение Шарло, удачное, правда? — но меру я знаю. И в таких делах, как ваше, я тоже не новичок. Семнадцатилетней девочкой я боролась за равноправие женщин, принимала участие в демонстрациях и пикетах и произносила речи…

— Что вы говорите! Я тоже, — сказал Фрэнк.

— Мы приняли на себя главный удар. Однажды в меня кинули тухлым яйцом, и оно затекло… ну, неважно куда. И все-таки я не ушла с трибуны и продолжала говорить. Так что уж мне-то понятно, с чем вы столкнулись. Мне-то известно, как точно вы должны рассчитывать каждый свой шаг, хотя вы и не производите впечатления человека расчетливого.

— Ah, non, par exemple! [23] Здесь: чего нет, того нет (франц.).

— Так что не беспокойтесь. Если кто-то усмотрит в завтрашней встрече лишь повод напиться, его немедленно выставят за дверь, и сделает это не кто иной, как Шарло.

— Я был в Корнелле чемпионом по боксу, — сказал Пирс, небрежно кривя губы, чтобы скрыть, как он этим гордится. — Знаю даже приемы джиу-джитсу.

— Приходите оба к обеду, и сами за всем проследите. Перед тем как садиться за стол, подадим коктейли, но за время обеда гость протрезвеет. А после обеда Шарло выдаст всем по стакану виски со льдом и пока вы не кончите, никто больше не получит ни капли. Алкоголикам вроде меня придется смириться и страдать молча. Вы довольны?

Миньон засмеялась.

— Но неужели эти предосторожности и в самом деле нужны? Неужели иначе все сразу же напьются?

— Душенька, я, как всегда, преувеличиваю. Просто мне не хочется, чтобы вы волновались. Вы оба мне ужасно симпатичны — видите, как я вас обхаживаю? — Она зашлась смехом. — Ну ладно, а теперь вы раскройте мне свои карты.

— Мы… — Фрэнк быстро прикинул в уме, о чем следует говорить. — Насколько я понимаю, вы устраиваете завтра званый вечер главным образом для того, чтобы рассказать о нашем деле влиятельным людям и заручиться их поддержкой. Значит, сборище должно быть достаточно представительное. Не помню, говорил я вам или нет, что с нами приехала сюда из Реаты жена одного из арестованных, миссис Ковач, и их сынишка Мики. Она единственная среди нас видела все своими глазами, поэтому я считаю, что завтра нам без нее не обойтись. Не слишком большое нахальство, если я попрошу вас пригласить к обеду и ее?

Пан посчитала на пальцах и покачала головой:

— Получается тринадцать человек за столом. Плохо! Некоторые из моих самых близких друзей ужасно суеверны. — И вдруг просияла. — А давайте пригласим и мальчика. С ним будет четырнадцать.

Фрэнк сделал в блокноте пометку.

— Кроме того, мне кажется, должны быть представители испано-американской общины — скажем, два-три члена Совета безработных. К обеду звать их не надо, столько народу и за стол-то не усядется. Пусть придут с теми, кого вы пригласите позже.

— Даю вам карт-бланш. Дальше?

— Дальше — повестка дня. Наверное, сначала должен буду выступить я: расскажу в нескольких словах о том, что произошло, потом представлю очевидца событий, миссис Ковач, и передам слово ей, и в завершение на сцену выйдет Миньон и обратится с предложением организовать комитет и создать фонд помощи.

— Хм… выступления будут коротенькие, правда? Если цвет нашей интеллигенции заподозрит, что его собираются поучать, — не дай бог, сочтут это смертельной обидой.

— Да, я знаю, — сказала Миньон.

Пан слегка замялась, но все-таки спросила:

— А этот комитет будет коммунистический?

Фрэнк тяжело вздохнул. В который раз все повторяется сначала! В который раз славные, добрые люди доходят с ним до этого места и вдруг останавливаются как вкопанные перед словом, перед призраком и начинают пятиться, отступать, порыв великодушия гаснет, в душе просыпается осторожность, страх, и, бросив все, они бегут. Для них это удар, как его ни смягчай, Фрэнк знал это, увы, слишком хорошо. Им непереносима мысль, что их могут заподозрить в причастности к пресловутому «красному заговору». Впрочем, может быть, Пан задала этот вопрос не ради себя, но ради Пирса и ради тех, кто приглашен к ней на завтра. Ведь когда шахтеры бастовали, это она дала для них деньги коммунисту Тэрнеру!