Ян Засурский - Старый шут закон

У парадной двери раздался удар гонга, и их уединению настал конец.

Лучше всего было в начале вечера, когда голова у Лидии еще не пошла кругом от того, что так много стало в доме незнакомых лиц и разговоров, так много вилок, ложек и рюмок самых причудливых форм и размеров, так много еды и вина. Жаль только, что Джек Гальегос и Стив Сина должны были прийти лишь после обеда. Больше всего ей понравились самые первые гости — конечно, если не считать Джека со Стивом и Фрэнка. Док Панси подвела их к Лидии, представила и сказала, стараясь ее ободрить:

— Телефон звонил целый день, все просились послушать вас. Настоящий сумасшедший дом. Если после обеда явятся все, кто звонил, мы просто задохнемся.

Эти первые гости были миссис Рескин — маленькая, энергичная женщина в очень скромном платье, с большими черными глазами и удивительно нежной оливкового цвета кожей, она сразу велела Лидии называть ее по имени, Хейлой, — и мистер Спид с женой: он — высокий, болезненного вида и бледный, когда говорит, слегка заикается, она — тоже высокая, с тонкой талией, маленькими руками и длинными, стройными ногами, с буйной гривой медно-рыжих волос, рассыпавшихся по плечам, с задорным веснушчатым носиком и пухлым алым ртом.

— Очень рада познакомиться с вами, — сказала Лидия, когда доктор Пармали ушла. — Вы, наверное, и есть Эспиди, — обратилась она к мужчине. — Стив с Джеком сказали, чтобы я обязательно вас разыскала. Вы ведь в газете работаете?

— С-с-стив? A-а, ну к-конечно — Стив Сина. Я обязательно за-запишу ваше выступление и передам в газету. И мне бы также хотелось побеседовать с вами. Напечатано это интервью не будет, разве что вы сами этого захотите — п-просто введете меня в курс.

Доктор Пармали подвела к ним Миньон, и Спид с женой заговорили с ней. Лидия, Мики и Хейла сели на диван, Пирс сейчас же принес им коктейли и стакан лимонада для Мики. Хейла отпила несколько глотков, Лидия тоже попробовала, и коктейль ей не поправился — обжег рот, как горький перец.

— Слушайте, у меня к вам предложение, — начала Хейла, — и сейчас для него самое подходящее время. Я здесь уже давно живу и ко всем этим людям привыкла, но вначале они меня поразили. Представляю, что должна думать о нас нормальная разумная женщина вроде вас, которая попала сюда из самой гущи классовой борьбы. Наверно, вам кажется, что все мы мешугине… Это по-еврейски «сумасшедшие»… ну не совсем сумасшедшие, а так, слегка чокнутые, что называется, с приветом. — Она громко расхохоталась.

Лидия хотела возразить, дескать «нет, что вы, нисколько», но заколебалась, а потом махнула рукой, потому что вставить хоть слово в поток Хейлиной болтовни все равно было невозможно. Лидия с восхищением глядела на нее: как быстро и легко журчит ее речь, какой у нее выразительный рот, по нему можно прочесть все, что она чувствует, — волнение и гнев, радость и печаль, презрение, тревога и насмешка, лукавое оживление мелькают на ее лице в ошеломляюще быстрой смене. Не надо было даже вслушиваться в ее слова, и так все было понятно до тончайших оттенков. К тому же в ней было столько искренности, казалось, она вся растворилась в этом порыве и для нее сейчас не существует никого, кроме собеседника, и это, конечно, было очень приятно. Мики глядел на нее как завороженный.

— На самом деле большинство из них вполне нормальные люди. Только чересчур умные, обидчивые и вздорные. Друг с другом они умудряются ладить, но вас могут довести до белого каления. Например, сделают вид, что не верят ни одному вашему слову, даже оскорбят в лицо, — представляете? — а через минуту начнут превозносить вас до небес: ах, вы раскрыли им глаза, они получили такое удовольствие, в вас столько прямоты и самобытности, и так далее, и тому подобное. Нет чтобы просто и от души приветить человека. Ну как, сможете вы такое выдержать?

— Ничего, выдержу, — ответила Лидия. Она рассматривала Эспиди, который был в другом конце гостиной, и слушала Хейлу не слишком внимательно. — Пусть говорит что хочет, какая мне разница, лишь бы напечатал в своей газете правду.

— Вы подумали, это я о Спиди? — И без того большие глаза Хейлы сделались огромными. — Нет, он среди них приятное исключение. Я просто пыталась подготовить вас к тому, что с минуты на минуту в этой комнате появится целый букет чудаков и снобов, педерастов и лесбиянок, шлюх и бабников, а вместе с ними придут просто талантливые люди, без всяких вывертов. Уж очень вы нормальны, они давно ничего подобного не видели, и вы им покажетесь верхом оригинальности, на вас так и набросятся в надежде «раскусить» и убедиться, что на самом деле вы такая же порочная, как они. Вам кажется, я преувеличиваю? И правильно, я всегда преувеличиваю. Просто мне хотелось остеречь вас и облегчить вам жизнь, чтобы вы не тратили время, стараясь их понять. А теперь вы, надеюсь, не попадетесь на их удочку… Да, я ведь собиралась сделать вам предложение и никак до него не дойду. Зато теперь вы знаете, куда попали. Переезжайте с сыном ко мне. А в светском обществе пусть вращаются Хогарты, они, видать, к этому привычные. Я тоже, но с меня хватит — сыта по горло. Хотя сначала-то было очень занятно приобщиться к роскошной жизни. Но сейчас все, я возвращаюсь к рабочему классу.

И вдруг Лидию осенило, что ведь Хейла — та самая вдова профсоюзного лидера! Ну конечно, Лидия к ней переедет, она бы сразу же согласилась, но как быть с Хогартами, вдруг они обидятся?

— Особых удобств я вам не обещаю, — продолжала Хейла. — Полдня я занята на работе, и у меня трое детей, а домишко маленький, нам будет тесновато. Зато Мики сможет играть с Милтом, когда тот приходит из школы, да и вам найдутся дела по хозяйству — если вы, конечно, не белоручка.

Лидия — белоручка? Вот смех-то!

— Я у себя в Реате работаю прислугой… Только вот… не знаю…

Лидия посмотрела в сторону Миньон. Хейла это заметила.

— Может, лучше поговорить с миссис Хогарт мне? Ну что ж, поговорю. При всем своем парижском шике она, по-моему, женщина разумная. Я живу по соседству с Джеком Гальегосом и недалеко от зала, где будет проходить конференция безработных. Так что вам у меня будет гораздо удобнее.

Как раз в это время доктор Пармали знакомила с Миньон вновь прибывшую пару — очень светлого блондина в черном свитере, обтягивающем его могучую грудь, и в индейском ожерелье из серебра и бирюзы, и стриженную под мальчика миниатюрную брюнетку с белым, будто обсыпанным мукой, личиком и кроваво-красным от губной помады ртом, в длинной юбке, похожей на балетную, крошечных туфельках и узком корсаже, под которым едва обозначалась ее детская грудь.

— Это Островы, — сказала Хейла, скривив губы. — Танцоры. Русской крови в них не больше, чем в вас. Но поскольку русский балет считается лучшим в мире, они и взяли себе такую фамилию. В афишах именуют себя Айвор и Вероника Островы. Одно время были в большой моде. Они брат и сестра. Вероятно, к тому же еще муж и жена. Я понимаю — вы шокированы. Но от них хоть нет вреда другим, как, например, от гомосексуалистов. Пан с ними дружит. Они, наверно, дадут благотворительный концерт в вашу пользу и получат какую-то часть сбора. Готовы на что угодно, лишь бы выступить. Да оно и понятно. Пожалуй, лучше поговорить с миссис Хогарт сейчас, — если, конечно, вы принимаете мое приглашение.