Йозеф Пушкаш - Четвертое измерение

— Тот дом выглядел ничуть не хуже, чем вот эта вилла через дорогу, — заключила Тонка. — По крайней мере теперь у нас есть представление о том, как люди живут, верно?

— А ты забыла, что тот разбогатевший сельский труженик долгое время сам снимал комнату?

— Знаю, знаю. Жена ночевала у него тайком, а если им хотелось помыться, надо было идти к хозяйке на кухню, потому что ванна стояла под столом. И жена, ради того чтобы жить с мужем под одной крышей, вынуждена была каждый день готовить старухе диетическую пищу, ведь у нее было заболевание желчного пузыря.

— Наши хозяева любили вспоминать о тех днях. А ты заметила, как они молодели при этих воспоминаниях?

— Им-то хорошо вспоминать, а у нас такого дома никогда не будет. Ты не член сельскохозяйственного кооператива, нет у тебя друзей строителей… Такой дом, наверное, обходится дороже всего на свете.

— Дороже всего на свете обходится зависть, — провозгласил Ротаридес. — Забыла наш старинный лозунг? Когда-то он даже висел у нас на стене: «Мы можем позволить себе все, кроме зависти. Зависть съедает нашу любовь».

— Праздники проходят быстро, — печально отозвалась Тонка. — А после праздника лозунги и транспаранты убирают. Самое трудное — жить в будни…

— Давай попробуем еще раз дать клятву, что не будем завидовать!

Но не успели они произнести заветную клятву, случилось такое, что у них все вылетело из головы: вдруг раздался леденящий душу утробный крик, напоминающий то звериный рев, то жалобный плач младенца. В первое мгновение Тонка метнулась было к кроватке Вило, но тут же сообразила, что загадочные звуки идут снаружи. Вопли с высочайшей ноты переходили в басовые, им вторил раскатистый хрип, вновь сменявшийся пронзительным многоголосьем в различных тональностях.

— Кошка, — догадался наконец Ротаридес. — Случка, а подумаешь — подыхать собралась…

— По-моему, ты ошибаешься. Может, с ней что-то приключилось?

Истошное мяуканье становилось все надрывнее, в нем все настойчивее звучала боль и злобное кошачье отчаяние, взывающее к ночному небу. Ротаридес высунулся из окна. С балкона ближайшей виллы кто-то светил мощным фонариком на стену их дома.

— Эй, вы! — окликнул Ротаридеса глухой, полусонный мужской голос. — Помогите же кошке! Ее прищемило в подвальном окне прямо под вами.

Ротаридес посмотрел в сторону противоположного дома и разглядел на балконе силуэт, но тут же его ослепил свет фонарика; он вернулся в комнату.

— Кто это?

— Да тот, с валютной косилкой…

— Почему он сам не вытащит кошку, раз ее видит?

Ротаридес молча натянул пижамные брюки и стеганую силоновую куртку — первое, что попалось под руку на вешалке, — и, повозившись с ключом у двери, вышел наконец на площадку перед домом, освещенную слабыми отблесками неоновых огней из-за боковой стены и фонариком с противоположной стороны улицы. В подвальном окне над самой землей извивался черный клубок, время от времени сверкали два круглых огонька цвета патины. Бедную кошку защемило между рамой приоткрытого окна и ребром оконного проема, как в расщелине дерева, с каждым движением она все глубже и глубже проваливалась в сужающуюся книзу щель. Плохо дело, подумал Ротаридес, а что, если ей уже переломило хребет…

— Ну, ну, милая… как тебя туда угораздило? — приговаривал он, осторожно протягивая руку. Но, прежде чем он дотронулся до нее, она фыркнула, как черт, и полоснула его острыми когтями. Теперь уж и он зашипел от боли и, отпрянув назад, прижал к груди поцарапанную руку.

— Что с вами? — кричал мужчина из дома напротив, навалившись на деревянные перила. — Вы только ее чуть-чуть приподнимите. Она потом сама выпрыгнет.

— Легко сказать! — Руку щипало, горло перехватывало от злости. — Она царапается как бешеная.

— Варежки! — вполголоса окликнула его Тонка. — Держи…

Ротаридес быстро надел сброшенные из окна старые варежки, но после предыдущей попытки и они показались ему не слишком надежной защитой. Лучше бы кожаные, рассуждал он. Не дай бог, еще вцепится мне в рожу… Собрав все свое мужество, он подкрался по стене, сбоку схватил кошку поперек живота, а второй рукой прижал ей передние лапы. Вопль поднялся на октаву выше, и в ответ подключился рев уже изнутри дома. Вило проснулся как раз вовремя, чтобы вступить в дуэт. Ротаридес еще, держал кошку за лапы, как вдруг… теплая струя опрыскала рукав куртки, стекла на фланелевые пижамные, брюки и закапала на дорожку. Обмочила-таки меня, ошеломленно подумал Ротаридес и опять отступил.

В подвале зажегся свет, по проходу между стеной и дощатой перегородкой к окну пробирался какой-то мужчина. Через грязное, покрытое слоем пыли стекло Ротаридес при всем старании не мог разглядеть незнакомца. Тот, подвинул к стене ящик, влез на него. Потом просто снял, крючок и опустил раму на бетонный выступ. Смахнув лапами мусор и пыль с карниза, кошка перепрыгнула через лужицу на дорожке, вильнула спинкой и скрылась из виду.

— Добрый вечер, — учтиво поздоровался Ротаридес, стараясь держать подальше свой мокрый рукав. — И вас тоже подняла с постели?

Бывший продавец пива натужно кашлял, его короткая борцовская шея напрягалась, астматическое дыхание с трудом продиралось к мясистым губам, в уголках которых пузырилась слюна. Взъерошенные каштановые волосы были все в паутине и перьях.

— Не выношу, когда животное мучается. — Он отряхнул с толстого живота песок и пыль, которыми напоследок обдала его кошка. — Прямо сердце разрывается.

Мужчина из виллы напротив погасил фонарик и убрался восвояси. Если он и пожелал им «спокойной ночи», то они этого не услышали.

— Пускай жена смажет вам руку перекисью, — посоветовал продавец пива.

— Да ничего серьезного, — ответил Ротаридес, хотя руку саднило все сильнее.

— Эта зверюга может когтями такое вам занести, обязательно надо продезинфицировать.

— Я чем-нибудь обработаю.

— Когда бессловесной твари больно, она ведь не понимает, что с ней происходит, — рассуждал продавец пива. — Вот человек — другое дело. Иной раз спасешь ему жизнь, а он через неделю пойдет в лес и повесится на суку. Животное себя никогда не лишит жизни, ни в коем случае не лишит.

— Вы правы, — засмеялся Ротаридес, с восхищением вспоминая, как сосед играючи управился с фырчащей бестией. Как это ему самому не пришло в голову, что к кошке надо подходить сзади?

— В «Ривьере» был у меня один постоянный гость, — продолжал продавец пива, видя, что Ротаридес не торопится уходить. — На велосипеде ко мне приезжал. И вот однажды вместе с велосипедом взобрался в лесу на сторожевую вышку. Втащил велосипед по лестнице на самый верх, а потом пальнул себе в голову. Ну скажите, что это такое? Насмотрелся я за долгие годы на посетителей из-за своей стойки. И с тех пор больше уважаю животных. Животное напоить допьяна можно только насильно, и насильственно можете лишить его жизни, само оно себя не лишит. Ну, спокойной ночи!