Йозеф Пушкаш - Четвертое измерение

На протяжении последнего десятилетия в литературу социалистической Чехословакии вошел целый отряд молодых писателей, существенно обновивших художественный облик современной поэзии, прозы, драматургии. В Словакии особенно весомым был вклад молодых в развитие прозы. Винцент Шикула, Петер Ярош, Ладислав Баллек, начинавшие в 60-е гг., создают во второй половине 70-х гг. зрелые эпические произведения, в которых по-новому стремятся осмыслить ключевые моменты национальной истории XX в. Иван Габай в эти же годы с неторопливой последовательностью описывает этапы драматического освоения чешскими и словацкими колонистами болотистой поймы Дуная. А рядом с этими писателями — группа совсем молодых авторов, пробующих свои силы в рассказе, повести, микроромане. Йозеф Пушкаш (род. В 1951 г.) как раз и принадлежит к наиболее одаренным представителям этой «новой волны» в словацкой прозе.

Его первая книжка, составленная из тринадцати рассказов, вышла в 1972 г. под броским названием «Игра на жизнь и на смерть». С максималистским задором, присущим только поре юности, автор сразу подступился к выяснению глобальных проблем бытия, судеб мировой цивилизации, оказавшейся перед угрозой ядерной катастрофы, таинственных загадок психобиологической природы человека, рационального смысла и бессмыслицы смерти… Скромный жизненный опыт компенсировался книжной эрудицией, богатой фантазией, различными реминисценциями из прочитанного. Через десять лет, вспоминая о первых шагах в литературе, Пушкаш сам отметит очевидное несоответствие между поставленными целями и возможностями их достижения, иронически отзовется о своих тогдашних амбициях поскорее стать «писателем с большой буквы». Внимательно перечитывая эту книгу сегодня, в ней видишь, однако, не только издержки ученичества, но и завязи таких тем, которые разовьются впоследствии и выступят на первый план в творчестве Пушкаша. В качестве примера может служить, в частности, рассказ «Взлет метеоролога».

Это грустная история о человеке, который много лет живет отшельником на крошечной метеостанции неподалеку от деревни. Скромный регистратор погоды, он любит свою работу, в глубине души гордится ею, так как в длительной регулярности наблюдений только и состоит залог надежности долгосрочных прогнозов. Своими занятиями, не имеющими прямой практической отдачи, он снискал у местных жителей сомнительную славу чудака, полупомешанного и, уж во всяком случае, совершенно бесполезного для общества иждивенца. Предметом насмешек стала и нездоровая полнота метеоролога, его большое тучное тело, доставляющее ему самому немало огорчений. Он добр по натуре, его тянет к детям, но те по примеру взрослых потешаются над ним. Ему давно бы пора обзавестись семьей, но не находится женщины, которая разглядела бы в обрюзгшем неповоротливом увальне деликатную, отзывчивую душу…

Коллизия, описанная в рассказе, разумеется, отнюдь не нова. Более того, тема переживаний не понятого в лучших чувствах героя является одной из самых распространенных в мировой литературе. А пример обыгрывания безобразной, отталкивающей внешности, под которой таится возвышенная душа, был известен еще безымянным народным сказителям. Правда, заколдованные злыми волшебниками благородные принцы и принцессы-лягушки дожидались в конечном счете своих избавителей. Герою же Пушкаша так и не довелось встретить подобное великодушное существо. Характерно, однако, что писатель не ставит на этом точку. Отринутый всеми, несчастный метеоролог не ожесточается на мир. В том, что все так сложилось в его жизни, он никого, кроме себя, не винит. И в финале рассказа, воспаряя к лучистым мерцающим звездам, герой как бы приобщается к вечным источникам светлой гармонии бытия. Это момент озарения, решающей ясности, когда он провидческим сердцем, вновь обращенным к добру и людям, устанавливает прогноз «на тысячу лет вперед».

В 1977 г. появился новый сборник рассказов Пушкаша «Приятные разочарования». В отличие от неустоявшейся тематико-стилевой манеры первой книги для второй характерна сознательная концентрация на вполне определенном круге проблем, общее прояснение творческого лица молодого автора. Преодолевая былую склонность к абстрактным универсалиям, Пушкаш в каждом рассказе стремится теперь к конкретно-реалистической мотивировке поступков своих персонажей. Перед нами всякий раз возникают четкие контуры той или иной житейской ситуации, в которой с привычной целесообразностью действуют обычные герои, горожане, поглощенные своими профессиональными и бытовыми заботами. И часто эта рутинная оболочка повседневности безнадежно отгораживает людей друг от друга. «Приятные разочарования» пронизаны тревогой о духовном здоровье современного человеческого общежития, продиктованы стремлением побудить людей задуматься над тем, какими горькими последствиями оборачивается для всех дефицит взаимопонимания, сочувствия к чужой боли, беде. «Каждый в конечном счете связан с каждым», — говорится в одном из рассказов; этот принцип взаимосвязи и составляет фундамент человеческого общества. Суть — в совершенствовании качества отношений, в индивидуальном, нестандартном подходе к человеку.

Пушкаш далек от простодушного деления героев на положительных и отрицательных; человек сложен, и чаще в конфликт вступает не «доброе» и «злое», а, скорее, «счастливое» и «несчастливое» («След неудач»), душевная глухота и отзывчивость («Нечувствительность к осколкам»), неосознанный эгоизм и гибнущая любовь («Интерпретация измены») и т. п. Каждый раз писатель как бы персонифицирует очередное противостояние идей, а парадоксальность развязки призвана активизировать читательское мышление, помогает почувствовать связь между конкретным эпизодом и существенной социальной проблемой. Нередко построенные по принципу развернутой метафоры, эти рассказы Пушкаша оказываются, таким образом, сродни притче, иносказанию, правда без лобовой назидательности и морализаторства. Автор, напротив, дает, как правило, лишь самые общие ориентиры для творческого «домысливания» читателем второго, глубинного слоя произведения. Избегая прямой, однозначной определенности, он сознательно оставляет простор для самостоятельного истолкования своих, нередко загадочных, историй.

И все же определяющий идейно-нравственный пафос «Приятных разочарований» всегда однозначен. Почти в каждом из рассказов мы становимся свидетелями саморазоблачения персонажа.