Кейси Уэст - Возможно, на этот раз [litres]

– Шоколадку, – закончила я. – Посмотри наверх.

Он задрал голову.

– Нет, только глазами.

– Ох. – Он поправился, и я подвела нижнее веко его правого глаза. Потом убрала руку и отклонилась назад, чтобы посмотреть на свою работу со стороны.

– Ну как? – спросил он.

Тот симпатичный мальчик, который сидит сейчас перед тобой, скоро уедет. Ты ничего не сможешь изменить, напомнила я себе.

– Эм… да, очень голубенько. Дай сделаю с другой стороны.

Он опустил взгляд без лишних слов; теперь мне пришлось прислонить ладонь к его носу.

– Прости, – сказала я.

– Красота требует жертв. – Рукой он случайно коснулся моего колена, и я чуть не провела линию через весь его лоб, но все-таки удержала карандаш в руках.

– Теперь наверх. – Он поднял взгляд, и я закончила. – Вот и все. – По-прежнему держа его за подбородок, я повертела его лицо в разные стороны, чтобы убедиться, что получилось ровно. – Просто красавчик. – Понятия не имею, почему я это сказала – слова просто слетели с языка. Я притворилась, что в этом нет ничего странного. Скорее всего, так и было. Мика бы вполне могла сказать такое другу. Он ни о чем и не подумает, если я не начну вести себя странно. Что я и делала. Я убрала руку и отпрянула от него. – Посмотри-ка. – Я показала на зеркало.

Он повернулся, чтобы изучить свое отражение.

– На сколько спорим, что никто не заметит, что у меня подведены глаза?

– Вы, сэр, уже передо мной в долгах, как в шелках, но я принимаю спор. – Я протянула ему руку.

– Ты и твои рукопожатия. – Он взял мою ладонь и крепко сжал, глядя мне в глаза. Подводка действительно ему шла – глаза у него были невероятные. Он несколько раз потряс мою руку, потом подскочил на ноги и подтянул меня за собой.

– Как дела с Микой? – спросил он, все еще держа меня за руку.

– Лучше. А у тебя? Как дела с отцом?

– Тоже лучше. Он действительно извинился, можешь себе представить. Сказал, что это все стресс. – Он наконец отпустил мою руку.

– Значит, ты был прав на этот счет.

Он пожал плечами.

– Это плохое оправдание, но, может, ему нужно было сорваться на маленького ребенка, чтобы понять, насколько у него запущенный случай. Он, кажется, пытается стать лучше.

– Хорошо.

Мы стояли рядом и смотрели друг на друга. В моем животе порхал, кажется, целый рой бабочек, которые отчаянно хотели спастись бегством. Мне хотелось последовать их примеру.

Что я и сделала.

– Пойдем поможем на кухне, – предложила я.

Я развернулась на каблуках и покинула комнату слишком быстро, чтобы это не показалось подозрительным.

На кухне вовсю кипела работа, и я с радостью ухватилась за возможность отвлечься. Мистер Уильямс помешивал на плите какую-то мясную подливку, и я подскочила к нему.

– У меня отлично получается мешать, – заявила я.

Он поручил мне эту задачу и сам начал нарезать масло, чтобы добавить его в картофельное пюре. Мика доставала тарелки из буфета, чтобы отнести их в столовую. Джетт стоял посреди всего этого действа, и вид у него был потерянный – таким я на кухне его еще ни разу не видела.

– Джетт, – сказал мистер Уильямс, видимо, уже не в первый раз, – сегодня вы мой гость. Можете присоединиться к остальным в гостиной.

Джетт, вероятно, не хотел находиться в одной комнате с моей мамой, хотя я не была уверена, чего он боялся больше: что она начнет на него орать или флиртовать с ним. Так что он не послушал, а вместо этого подошел к миске, стоявшей на стойке, и начал мешать салат, который и без того уже был хорошо перемешан.

– Все еще не понимаю, почему вы не работаете сегодня, – сказал он мистеру Уильямсу. – Люди платят втридорога за еду на День благодарения.

– Это семейный праздник, Джетт, вот почему, – ответил мистер Уильямс. – Иногда деньги – не главное.

Джетт хмыкнул.

– Я и в Рождество не буду работать.

– Многое теряете, – отозвался Джетт.

– Я предпочитаю думать, что наоборот, многое приобретаю, – возразил мистер Уильямс. – Вы можете и на Рождество к нам присоединиться, если захотите.

– Раз вы не будете работать, думаю, на Рождество мы вернемся домой, – ответил Джетт.

– В Манхэттен? – спросила я.

– Да, – ответил он.

– Софи хочет поступить в колледж в Манхэттене, – сказал мистер Уильямс.

– Может быть, – ответила я. В последнее время я многое осознала. Например, что, как бы мне ни хотелось, едва появившись в городе, по волшебству превратиться в утонченную и возвышенную персону у меня не получится. То, кем я являлась и кем могла стать, не зависело от того, где я жила. – Я подам заявки в несколько мест.

Мика, направлявшаяся к двери с четырьмя бокалами, резко повернулась ко мне.

– Что? – спросила она. – Никакого Нью-Йорка? С каких это пор?

– С таких… я не знаю, с каких. Когда-нибудь. Я все еще хочу когда-нибудь там оказаться. – Наверное, мне стоило быть немного увереннее, чтобы не растерять последних кусочков себя, которые я еле находила во всем этом хаосе.

Впервые за все время нашего знакомства Джетт, кажется, посмотрел на меня с интересом.

Мика толкнула дверь и унесла бокалы. Я перестала мешать.

– Мне кажется, подливка готова, – сообщила я.

– Хорошо, хорошо, – сказал мистер Уильямс. – Налей ее вон в тот соусник, и давайте начнем накрывать на стол.

Я понесла соусник с подливкой в столовую. Там, в центре длинного стола, стоял в вазе букет, который я сама вчера собрала.

В основном он состоял из лилий-калла, обернутых несколькими пальмовыми листьями. Записка, которую для меня оставила Кэролайн, принимавшая заказ по телефону, гласила: букет из оранжевых лилий-калла, как вы и просили. Заберут вечером в среду.

Вчера я ушла с работы в четыре, поэтому понятия не имела, кто заберет букет. Это миссис Уильямс его заказала? Я огляделась, но в столовой больше никого не было. Из гостиной доносился смех.

– Я отдал один из своих долгов, – раздался за моей спиной голос. – Букет, купленный мной и составленный тобой. Оранжевые лилии-калла.

Я обернулась к Эндрю, слегка расплескав подливку. Было жарко. Я втянула воздух между зубами, поставила соусник на стол и вытерла руку салфеткой.

– Они красивые, – сказал он, когда я продолжила молчать.

– Мои любимые.

– Просто потому что красивые – или с ними связана какая-то история?

История у меня и правда была. Когда в школе были танцы для пап и дочек, мой папа принес мне одну-единственную лилию-калла. Мама вплела ее мне в хвост. Был чудесный вечер; мы тогда еще были довольно крепкой семьей. Мой папа бросил это все, и сейчас продолжал бросать. После его «Прости», я позвонила ему, и он подтвердил, что все это время врал мне. Он не накопил для меня и пенса. Сказал, что собирался начать и все еще надеялся догнать меня. Сказал, чтобы я дала ему еще немного времени.