АlshBetta - Золотая рыбка [СИ]

Но эти его жесты, его касания… каждый раз — как первый.

Только сегодня Даниэль старается гнать лишние мысли подальше. Проглатывает свои теории, озвученные Белле, глубоко внутри запирает сомнения. Нет им места. Аро вернулся, он нуждается в нем… в нем сильном. И Даниэль сделает все возможное, дабы это Вольтури дать. В благодарность за все, что было за эти годы, это меньшее. Самое меньшее из возможного.

Он вздыхает, требуя от себя не засыпать прежде, чем не убедится, что к Морфею отправился Аро.

Однако тот совершенно не торопится, к новой хмурости на лице супруга.

— Даниэль…

— Да?

В тишине их голоса звучат громко. Чересчур. Даниэль морщится.

А Аро, тем временем, похоже, подбирает слова. Его дыхание чуть ускорено. Мальчик может поклясться, что на лице супруга больше морщинок. Он знает подчистую все его выражения… и никогда не оказывается неправ.

— Даниэль, скажи, как давно ты сомневаешься?

— Сомневаюсь в чем?

— Во мне.

По спине юного Вольтури проходит холодок. Аро говорит медленно и проникновенно, совершенно спокойно, никак не выражая ни обиды, ни нетерпения, ни злобы. Ему словно бы на самом деле интересно. И тон какой-то… взволнованный?

— С чего ты взял? — еще надеется вырулить мальчик.

Мужчина вдруг нежно прикасается к его плечу. Гладит его.

— И все же?..

Даниэль зажмуривается, молясь о том, чтобы себя не выдать. Не говорит до тех пор, пока не уверен в голосе до предела. И тщательно выбирает каждую фразу.

— Я не сомневаюсь, Аро. Я люблю тебя. Я знаю, что это взаимно. Не о чем беспокоиться.

Еще не закончив, мальчик уже чувствует знакомый взгляд на затылке. Тот самый, единственно-верный. Снисходительно-любящий, укоряюще-нежный. Выжидательный.

— Сuore, посмотри на меня.

Провал близок…

Но Даниэль верит в себя, еще не готовый отчаиваться. В конце концов, он все решил и все принял. Осталось теперь только сказать это вслух — неужели сложно? Он должен. Он сможет.

Мальчик поворачивается, как и просят. И сразу же утыкается в черные глаза, в которых тонет. Но если это и смерть, то самая приятная. Лишь в этих глазах ему хочется затеряться.

Аро аккуратно, указательным пальцем левой руки, касается скулы супруга.

— Скажи мне, как давно ты сомневаешься, Даниэль? — требовательнее, но все так же ласково просит он.

Юный Вольтури сглатывает, прежде чем сказать. На сей раз — правду.

— Это неважно, как давно, — внимательно глядя на мужчину, решительно произносит он, — важно то, что я понял, чего на самом деле стоят наши отношения. Я люблю тебя и человека важнее в моей жизни не будет. Любишь ты меня за то, что я как Кай или за что-то другое… главное — ты любишь. С этим я могу и хочу жить. Мне плевать на правду, Аро. Только… не оставляй меня, — и вот эти слова уже дерут горло по-настоящему. Он с трудом заканчивает свою речь.

Вольтури изумляется, если не сказать больше. Это эхом звучит в его глазах. Теперь на щеке мальчика уже вся рука супруга. И она куда нежнее, чем была прежде. Хоть когда-нибудь.

— Даниэль, боже мой… так это правда?

Мальчик хочет отвернуться. Молчит. В своих силах он уже не уверен. Аро всегда обезоруживает… глазами, словами… он умеет задавать вопросы так, так откровенно удивляться правде, что становится совестно. И очень неуютно.

— Я все понимаю. Это не так. Спасибо тебе, — отрывисто, спеша, бормочет он, — давай спать. Пожалуйста.

— Даниэль…

— Аро, не надо, — ненавидя себя, но скатившись до банальной мольбы, мальчик отстраняется от его руки. И вообще отстраняется, отодвинувшись на кровати назад, к своей лампе. Тяжело сглатывает, стараясь хотя бы дыхание удержать в норме. И не допустить слез. Почему-то становится так плохо — хоть вой. Чертовы ночные разговоры! — Пусть будет как есть. Ничего не говори. Так будет лучше.

На губах Вольтури болезненная улыбка горечи. И глаз она, само собой, не освещает.

— Сuore, но это не так… дело не в том, на кого ты похож, как ты похож…

— Вот-вот. И не будем об этом, — мальчик уже чувствует, как на глазах закипают слезы. Это определенно выше его возможностей. В разы.

От Аро ничего не скрыть — он замечает их. И его состояние. И просто атмосферу, которая сложилась вокруг. Смягчается, буквально окутывая супруга собой. Он всегда сравнивает это состояние со светящейся аурой.

— Даниэль, послушай меня, — кладя руку обратно, хочет того мальчик или нет, Вольтури убежденно начинает озвучивать свои мысли, — ты действительно похож на Кая. В тебе его черты, отчасти ты копируешь его походку, ты тоже любишь мидий… и я солгу, если скажу, что в тот день, в Риме, заметил тебя не из-за вашего внешнего сходства.

Юный Вольтури тяжело сглатывает. Он не желает это слышать, а самый главный кошмар воплощается наяву. Но то, как Аро смотрит, то, как гладит его… Даниэль уже почти плачет, а отказаться от всего этого не может.

— Но Даниэль, ты — это не он, — тем временем продолжает Аро, — твой характер… и твои увлечения. Все в тебе совсем другое. Ты замечательный отдельный человек, мой мальчик.

— Я — его копия, — с яркой, горящей ненавистью к себе шепчет мальчишка.

— Прекрасная копия.

— Но всего лишь копия, — он насилу вздыхает, — и не больше. Это истина и мы оба знаем.

Вольтури спускает с губ всякое подобие улыбки. С озабоченным, но в то же время собранным видом, в котором некому сомневаться, он целует супруга в лоб.

— Ты — смысл моей жизни, Даниэль. Ты ее радость, ты ее свет, — он смущенно пожимает плечами, но не таится, не сдерживает себя, — никогда и ни с кем на этом свете мне не было так тепло. Ты… часть меня, сuore. Вот где истина.

Мальчик нерешительно глядит прямо ему в глаза. Тоже не отводит взгляда.

— Ты это говоришь, потому что так чувствуешь?

Аро нестрого поглядывает на супруга из-под ресниц. По-отечески тепло гладит.

— Разве могут быть еще причины?

— Потому что я хочу так услышать?..

— Даниэль, — Вольтури прерывает его вопрос, осторожно притягивая несопротивляющегося мальчика к себе. Дважды целует его лоб, прежде чем тронуть щеки, — я никогда тебе не лгу. На всем этом свете ты единственный, кому я полностью доверяю. Ты мое вдохновение, мой мальчик. Когда я вижу тебя… это больше, чем простое счастье. Поверь мне, так оно и есть, а я ведь думал, что этого уже никогда не будет, — он скорбно усмехается, но качает головой и, усмехнувшись уже тепло, нежно, касается его губ, — и любовь моя к тебе не зависит ни от чего, сuore. Как бы ты ни выглядел, как бы ни одевался, как бы ни говорил… ты — это ты, Даниэль. Никто другой. И я люблю тебя. И готов доказать это так, как ты посчитаешь нужным.

Он говорит слишком искренне. Каждое слово, каждую фразу, каждое признание. У Даниэля перехватывает дыхание и в груди неровно стучит сердце. Он все-таки чувствует слезы на коже. Но вытирает их сам — вместе с тем же, как ощущение пустоты, боязни остаться одному, потерянности, затерянное в недрах сознание, всплывает наружу.