АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Эдвард здесь, мы не ошиблись.

Переступаю порог, позволяя Джерри пройти чуть дальше, чтобы закрыть дверь. Негромкий её хлопок эхом разносится по комнате. Тишина и серость, царящая здесь, не разбавлены ни солнечным светом, ни стрекотом какой-то птички, который мы с Джеромом могли слышать в его обители. Тихо. Слишком.

— Эдвард? — нерешительно зову я, проходя вместе с малышом вглубь комнаты. Его ладошка по мере приближения к кровати, на которой я и нахожу мужчину, сжимается сильнее.

Мой похититель лежит среди красных простыней и покрывал на широкой подушке, поднятой вверх и помогающей ему опираться на деревянную спинку. Его волосы уже не так сильно контрастируют с наволочкой. То ли они посветлели, то ли потемнела она. Впалые щеки и заострившиеся от резкой потери веса черты лица напоминают о случившемся даже лучше впадин под глазами, выцветших с насыщенно-багрового, до синего цвета, а окрашенное белилами лицо хоть и утратило ту мертвецкую бледность, по-прежнему не в состоянии вернуться к нормальному, живому человеческому цвету.

Ловлю себя на мысли, что сомневаюсь в прогнозе Флинна, да и в его квалификации тоже.

Неделя? Боже, ему бы месяц серьезного лечения в больнице, а не лежание здесь, в чертовой спальне!

Надеюсь, мое мнение изменится. В противном случае я могу наговорить доктору не самых лучших вещей…

Впрочем, как бы не были очевидны напоминания об отравлении, улучшения, пусть и мелкие (а прошли-то всего сутки!) тоже на лицо. Во-первых, Эдвард полулежит на подушке, а не устроен на ней пластом. Ночью, помнится, все, что было в его силах — поднять голову.

Во-вторых, глаза. Малахитовые, живые, утратившие мутность. Они почти такие же, как раньше. Как всегда. Только чуть более измотанные.

— Доброе утро, — я здороваюсь, робко улыбаясь, когда вижу, как взгляд мужчины, наподобие глазенок малыша, загорается огнем радости. В нем тоже мелькают все оттенки северного сияния.

Мой похититель кивает мне, но глаза от сына не отрывает.

Они оба смотрят друг на друга около десяти секунд, прежде чем я чувствую, как ладошка малыша отпускает мою.

Расслабляюсь, ожидая, что мальчик кинется к долгожданному папе, окончательно убедив его тройными темпами двигаться к выздоровлению, но все происходит совсем иначе.

Джером освобождается вовсе не за тем, чтобы побежать к отцу. Нет.

Он прячется за меня, крепко цепляясь пальцами за правую ногу. Больше чем на половину скрываясь от Эдварда.

Лицо мужчины вытягивается синхронно с моим.

— Солнышко? — оборачиваюсь, глядя на испуганные, широко распахнутые драгоценные камушки, — что такое?

Каллен немного изгибается, обеспокоенно ожидая ответа ребенка. Пламя в его взгляде безвозвратно потухает.

Джером кусает губы, съеживаясь. Боится.

— Эй, — искреннее недоумение и жалость к мальчику затапливает меня с головой, — все хорошо, папа в полном порядке.

Не верит. Даже не собирается.

Причина в этом? Он напуган видом отца?

Да уж, про подобное я не думала. И не могла даже подумать…

— Джером? — хриплый голос Эдварда прерывает меня и вынуждает Джерри резко вздернуть голову. Мой похититель, пробуя повернуться в сторону сына, морщится. Контуры морщин на его осунувшемся лице проступают слишком явно…

Для белокурого создания это становится последней каплей.

Вздрогнув всем телом, он, отрываясь от моей ноги, кидается вон из комнаты. При всем желании я не успеваю ничего сделать, кроме как проводить его изумленным взглядом.

— Я сейчас вернусь, — оправившись от первой волны удивления, бормочу я.

— Джером… — громко стонет Эдвард прежде, чем я покидаю комнату.

Черт.

Снова оказываясь в коридоре, пугаюсь, что мальчик смог убежать достаточно далеко в подобном состоянии, но, благо, догадки опровергаются.

Вжавшись в одну из стен недалеко от единственной здесь двери, дрожа и всхлипывая, Джером сидит на полу, обхватив руками колени. Почти физически чувствую те горькие слезы, что катятся по детским щечкам.

Медленно, с трудом контролируя свои порывы, дабы не напугать ребенка ещё больше, я подхожу к нему.

— Любимый мой, — присаживаюсь на пол рядом, с нежностью оглядывая малыша, — ну что ты? Что случилось?

Отрываясь от ладоней, красные, заплаканные малахиты, останавливаются на мне.

— Джерри, — с жалостью смотрю на него, смахивая светлые волосы со вспотевшего лба, — почему ты плачешь?

Личико малыша, ещё полчаса назад светлое и радостное, заново сморщивается, выпуская из плена сдерживаемые рыдания.

— Я обещаю тебе, что папа поправится, — наклоняясь к нему, целую в макушку, — очень скоро. Ты даже не заметишь.

Яростно отрицая сказанное, Джером что есть силы качает головой из стороны в сторону. Как болванчик.

Малахиты полностью скрываются за пеленой слез.

Губы что-то произносят. Изгибаются, немо проговаривая слова.

Отчаявшись найти ответ, слежу за ними с особой внимательностью. Наблюдению мешают всхлипы мальчика и его судорожная дрожь.

С невероятными усилиями удается все же кое-что разобрать. Всего одно слово, но зато явно характеризующее ситуацию.

«Пло-хой».

«Плохой».

— Ты самый лучший, — отметаю его сомнения, заглядывая в глаза, — у нас самый лучший мальчик на свете. Наш Джерри. И он это знает.

Нет.

Внезапно проскочившая мысль после резко обозначенного отрицания заставляет вздрогнуть, как от удара.

— Ты ни в чем не виноват… — севшим голосом уверяю я.

Виноват. Виноват — и точка.

— Джером, — тяжело вздыхаю, до боли уязвленная его мыслями, — ты не виноват. Я не виновата. Папа не виноват. Просто кое-что случилось, и никто ничего не смог сделать. Но сейчас мы все здесь, мы в порядке. И мы очень, очень любим тебя. Особенно папа. Ты знаешь, как он соскучился?

Малыш затихает, обращаясь во внимание. Ему удается даже подавить какую-то часть всхлипов, чтобы не пропустить мои тихие слова.

— Он очень обрадуется, если сейчас ты вернешься и обнимешь его.

Придвигаюсь ближе к мальчику, ощутимо гладя его плечики и руки, другие части тела, находящиеся в доступности. Пытаюсь уверить хотя бы так, хотя бы с лаской, что все нормально.

Другого шанса не представится.

— Не плачь, любимый, — стираю слезы с бледного личика, на котором их могло сегодня и не быть, — ничего страшного. Абсолютно ничего. Я обещала, помнишь?

Легкий кивок. Быстрый.

— Иди ко мне.

Вздохнув, малыш уже собирается спрятаться у меня на груди, как его глаза заново распахиваются, завидев что-то за моей спиной.

Поворачиваюсь, не выпуская из рук маленького ангела.

То, что предстает перед глазами, кажется не просто невозможным, но неправильным, опасным и попросту безрассудным со стороны моего похитителя.