АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Я слышу скрежет зубов. Я вижу, как внутри непоколебимого Джаспера пульсирует ненависть. Жуткая. Испепеляющая.

— Он… она с самого начала… они?.. — мое дыхание куда-то пропадает, а слезы застывают, не скатываясь вниз. Ужас, пронзивший душу, непередаваем.

Ребенок… совсем ребенок!..

— Да, именно так, — глава охраны сглатывает, делая глубокий, ровный вдох, — с этого возраста и до дня нашего знакомства она исполняла твою функцию.

— Господи!.. — одновременно с осознанием услышанного, с его принятием, негативные эмоции к Сероглазой пропадают. Не удивляет ни её вид, ни слова, ни движения… с тринадцати лет. Боже мой, с детства! Я не имею права, ни имею никакого, даже самого малого разрешения, чувствовать к ней что-то, кроме сочувствия и сострадания. Мне было семнадцать. Я была идиоткой, сбежавшей из дома по собственной прихоти. Я сама все решила.

А за неё решил он.

И это объясняет все — поведение, взгляды, манеру разговаривать… не каждый сможет продержаться после такого и продолжить жить в принципе.

Вот так и открывается страшная правда.

— И что же Белла, отвращение? — с долей безумства во взгляде спрашивает Хейл, — что я там должен был почувствовать?

— Нет, ни в коем случае, — повторяю его недавние слова, мотая головой, — прости, пожалуйста, я не знала…

— Я уверен, тебе тоже пришлось нелегко, — после почти минуты сдержанного молчания, говорит мужчина, — поверь мне, эти рассказы никого не заставят отвернуться от тебя. Если Эдвард будет знать все до конца, он сможет помочь тебе избавиться от этой дряни.

— Уже помог… — на выдохе шепчу в ответ.

— Вот видишь, — на губах Джаспера проскальзывает улыбка, — начало уже положено. Осталось только завершить начатое.

Верно. Завершить.

Я ощущаю больше силы внутри. Больше решимости. Он прав, рассказы не отвращают, ни капли. Воодушевляют. Вдохновляют. На себе вижу.

Элис сейчас счастлива. Она замужем за тем, кто её любит, она ждет ребенка от него…

И я счастлива. С Эдвардом, с Джерри, с моим маленьким, ласковым миром размером с мыльный пузырек.

И сколько бы игл не тянулось в его сторону, сколько бы врагов не выстраивались в очередь, дабы достать и разрушить все, что внутри, они не посмеют. У них попросту не хватит сил. Как никогда ясно понимаю, что мы справимся. Со всем.

Мы уже и так со многим справились. Главное — вместе. Главное — верить.

Я не должна сомневаться… никто из нас не должен.

— Джаспер, спасибо, — искренне, горячо произношу, глядя на него, — огромное спасибо!

За все, Джаспер.

За поддержку.

— Не за что, Белла, — он хитро усмехается, окончательно прогоняя гнев и ярость с лица, — не беспокойся, я лично сделаю все, чтобы от этой мрази не осталось и следа. Сколько бы он от нас не прятался…

— Вы его не нашли?

— Ублюдок колесит по миру. Италия, Испания, Франция… где его уже только не было за эти дни. Но от нас убежать не получится.

— Это хорошо, — поправляю волосы, стираю с лица остатки слез, — так будет лучше…

Белла Свон — и о смерти своего благоверного! Смеху подобно, ей богу. К тому же, тема убийства, как никак, тема запретная и, судя по всему, пугающая… тема, от которой прежде по моей коже бежали мурашки, а сумасшествие достигало верхней планки! Зато теперь нет.

История миниатюрного сероглазого создания, прирученного Хейлом, вдохновляет. Его обещание — убеждает, а вера в то, что не так долго осталось ждать возвращения в особняк Эдварда — умиротворяет.

Сейчас больше всего иного хочется обнять его и никогда, никогда больше не отпускать — я соскучилась.

Надеюсь, скоро это желание осуществится.

Как и все иные, впрочем.

— МАМА! МАМА-МА! — громкий, оглушающий и душераздирающий отчаянный детский крик будит меня среди ночи. Выдергивает из царства Морфея, выбрасывая, как рыбу из морской пучины, на поверхность. Вздрагиваю, открывая глаза. Инстинктивно провожу руками по простыни, ища белокурое создание.

Теплое маленькое тельце, через мгновенье попавшееся под руки, прижимается к моей груди. Джером забирается на мои колени, утыкается лицом в ворот пижамной кофты, крепко-крепко держит ладошками за шею. Плачет навзрыд и бормочет, что не отпустит.

— Мама… мама…

— Солнышко мое, — глажу маленькие подрагивающие плечики, окончательно оставляя позади сон, — я тут, я здесь, мой хороший. Не бойся.

— Мама… — не унимается малыш, подвывая, как раненый волчонок. Всхлипывает, глотая слезы. Сжатые до белизны пальчики грозятся порвать тонкую ткань, в которую вцепились.

— Это просто плохой сон, Джерри, — шепчу ему на ушко, приглаживая спутанные светлые волосы, — все в порядке, мы вместе, видишь? Мы в безопасности.

Опять кошмар… опять сначала…

Я прячу малыша в своих объятьях, нашептывая ему все, что приходит в голову и может успокоить. Ненавижу, когда он вынужден просыпаться вот так, среди ночи. Ненавижу, когда его бьет такая крупная дрожь и когда слезы, способные утопить в своей пучине, вырываются наружу.

— Папа!.. — внезапно взвизгивает Джером, словно бы только что про него вспомнил.

— И папа в безопасности, конечно, — кусаю губу, но стараюсь не заострять внимание на не самых лучших мыслях, заглядываю мальчику в глаза, уверяя, что говорю чистую правду, — папа в полном порядке, родной. Тебе приснилось что-то плохое про него?

Энергичный кивок. Быстрый, резкий, без лишних слов понятный.

— Просто сон, — повторяю, впуская в голос оптимизма, — не бойся.

И, с облегчением встречая то, что всхлипы мальчика начинают потихоньку затихать, я укачиваю Джерома в своих руках, попутно целуя все, что предстает перед глазами. Его лобик, виски, щеки, нос, губки — все получает по поцелую. Это помогает ему ускорить свое успокоение.

Да, он по-прежнему дрожит и плачет, но уже не так громко и явно. Да, по-прежнему держится за меня, как за последний островок безопасности, но, похоже, начинает понимать, что я никуда не денусь. И это страх — самый ужасный на данный момент — разжимает свою хватку, высвобождая Джерома из плена кошмара.

— Мой красивый, нежный мальчик, — бормочу, прогоняя все его пугающие сновидения, — мой любимый Джерри, не волнуйся. Мы всегда будем рядом с тобой.

— Папа… хочу… — Джером просительно оглядывается на пустое место возле нас на огромной кровати. Всхлипывает, поджав губки. Драгоценные камушки горят и переливаются от слез, заполнивших их, когда смотрят на меня. Сбитые простыни, покрывала, подушки — все переплелось вокруг, перемещая нас, словно героев замысловатой картины, в центр полотна. Слева и справа — пропасти.

— Он приедет, — обещаю, стирая только что появившиеся на бледном личике соленые капельки краешком пальца, — обязательно приедет. Он тебя очень-очень любит, родной.